А.И. Минакова,
аспирант кафедры гражданского и предпринимательского права
юридического факультета Новосибирского государственного университета экономики и управления «НИНХ»,
младший юрист ООО «ИНТЕЛАЙТ»,
победитель конкурса «IP&IT LAW – 2023»

Для цитирования:

Минакова А.И. Вопросы пересечения правовых режимов произведения дизайна и промышленного образца // Журнал Суда по интеллектуальным правам. Сентябрь 2023. Вып. 3 (41). С. 25-38.
DOI: 10.58741/23134852_2023_3_3

Minakova A.I. Issues of the overlapping legal regimes of a work of design and an industrial design // Zhurnal Suda po intellektual'nym pravam. September 2023. 3 (41). Pp. 25-38. (In Russ.).
DOI: 10.58741/23134852_2023_3_3

Дизайн – понятие емкое: кто-то, услышав это слово, подумает об интерьере, другой человек – об одежде, третий – об упаковке товаров. Ассоциативный ряд может быть самым разнообразным, что возводит дизайн в ранг абстрактных категорий. Это, в свою очередь, предопределяет сложность его правовой охраны, поскольку как правовая квалификация дизайнерского решения, так и его отграничение от смежных объектов правовой охраны представляются непростой задачей.

Широкая сфера приложения дизайна и ориентация искусства на потребности массовой культуры способствуют тому, что дизайнерские решения становятся неотъемлемой частью промышленного производства. При этом область промышленности традиционно считается сферой патентного права, в частности, субинститут промышленного образца призван обеспечить правовую охрану внешнего вида изделий серийного производства. Вместе с тем дизайнерские решения как объекты авторского права охраняются независимо от назначения, то есть правовой охране подлежат в том числе и произведения промышленного применения. В данном случае очевидно столкновение двух правовых режимов, которые пересекаются по объекту правовой охраны. Такое пересечение имеет как положительные (прежде всего, с точки зрения правообладателя), так и отрицательные последствия в виде нарушения баланса интересов правообладателя и третьих лиц.

Соответственно, двойственность правовой охраны дизайна вызывает определенные перекосы, которые требуют устранения в целях практической реализации общеправового принципа справедливости. В этой связи представляется необходимым проведение комплексного анализа такого правового явления как пересечение правовых режимов произведения дизайна и промышленного образца, что позволит определить истоки, содержание и пути преодоления дисбаланса интересов правообладателя и общества.

С точки зрения методологии в основе анализа как метода исследования лежит прием декомпозиции – разделения общего на отдельные элементы в том числе для того, чтобы обеспечить постижимость комплексного явления. Отправной точкой (начальным элементом) исследования в данном случае выступает «дизайн» как объект правовой охраны, особенности которого предопределяют кумулятивный характер его правовой охраны1.

Как было отмечено выше, дизайн – понятие многогранное, причем воспринимающееся скорее как нечто абстрактное, чем конкретное. Такая перцептивная неопределенность термина «дизайн» связана, с одной стороны, с широкой сферой его применения («от дизайна прически – до инженерного дизайна, от дизайна кинодекораций – до дизайна кондитерских изделий...» [14, с. 5]), что в специальной литературе рассматривается как источник проблемы границ дизайна [2, с. 22-23], а с другой стороны, с семантической двойственностью словесного элемента «дизайн». Этимологически считается, что последний восходит к латинскому или итальянскому языку, однако массовое распространение в других языках, в том числе русском, он получил как англицизм [13, с. 11]. При этом английское слово «design» может переводиться на русский язык и как существительное (в значении «замысел», «проект», «эскиз», «рисунок» и др.), и как глагол («конструировать», «проектировать», «моделировать» и пр.).

Семантическая амбивалентность определяет существование корреспондирующих ей подходов к определению дизайна – деятельностного и овеществленного. Согласно первой и наиболее популярной точке зрения дизайн рассматривается как деятельность. К примеру, Карл Ульрих определяет дизайн как «деятельность, состоящую в создании и придании формы товарам и услугам, которая отвечает потребностям» [26]. В соответствии с овеществленным подходом термин «дизайн» используется в отношении результатов такой деятельности – как промежуточных (эскизов, макетов), так и уже осуществленных (готовых изделий, средовых объектов) [21, с. 5].

С правовой точки зрения именно овеществленный подход к пониманию сущности дизайна имеет значение, поскольку объектами правовой охраны права интеллектуальной собственности выступают результаты интеллектуальной деятельности, а не сама деятельность. Исходя из наиболее признанного в профессиональной среде определения дизайна, сформулированного в рамках VI Конгресса Международного совета организаций промышленного дизайна (ICSID) в 1969 г. [16, с. 22], можно выделить следующие признаки дизайна.

Во-первых, дизайн является результатом творческой, то есть интеллектуальной деятельности. Во-вторых, дизайн относится к внешнему виду изделия, то есть определяет его эстетические особенности. В-третьих, в дизайне учитывается утилитарное назначение изделия, то есть его функциональные характеристики, которые в известной мере ограничивают степень свободы дизайнера2. В-четвертых, эстетическое и функциональное начала образуют органическое единство. Как справедливо отмечает модельер Донна Каран, «дизайн – это вечная попытка соединить практичность с мечтой». В-пятых, превалирующая над субъективностью объективность дизайна [10, с. 48], которая проявляется в ориентации на потребности потребителя, в обязательном учете внешних факторов, в стремлении к гармоничности дизайна, который должен органично интегрироваться в окружающую среду, – в этом основное отличие дизайнерского решения от «чистого» искусства. Дополнительной чертой, разграничивающей указанные явления, выступает «потребляемость» дизайна, проявляющаяся в его моральном устаревании, чего нельзя сказать о произведениях классического искусства, значимость которых не утрачивается с течением времени.

При этом представляется спорным искусственное ограничение в рассматриваемом определении сферы приложения дизайна – его применимость исключительно в промышленности. Как отмечалось выше, сфера использования дизайна настолько широка, что выходит далеко за пределы исключительно промышленного производства. К примеру, ресторан изделием промышленности не является, поскольку его тиражирование в целях массового потребления невозможно. Однако в отношении дизайна ресторана зарегистрированы, в частности, промышленные образцы № 87756, 822063.

Объектом авторских прав с точки зрения правовой охраны дизайнерских решений является произведение дизайна (абз. 7 п. 1 ст. 1259 ГК РФ). Несмотря на то, что понятие данного объекта интеллектуальных прав действующим законодательством не предусмотрено, его определение может быть сформулировано на основе синтеза признаков, характерных для произведения и дизайна по отдельности. Поскольку ключевые черты дизайна были установлены ранее, в данном разделе предметом рассмотрения будут в основном признаки произведения, выделенные на основе анализа доктринальных подходов, так как легальная дефиниция произведения также отсутствует. Руководствуясь наиболее точным, по нашему мнению, определением В.А. Дозорцева [7, с. 190], можно выделить следующие характерные черты произведения.

Во-первых, произведением как объектом правовой охраны считается не все произведение в целом, но только его форма. Данное утверждение основано на системном толковании норм, предусмотренных п. 1 и 5 ст. 1259 ГК РФ. Так, объектами авторских прав признаются произведения науки, литературы и искусства. В то же время авторско-правовой охране не подлежат идеи, концепции и другие абстрактные категории, которые относятся не к форме результата творческой деятельности, а к его существу [7, с. 190]. По остаточному принципу можно заключить, что режимом авторского права охраняется только форма произведения. Таким образом, произведение как объект правовой охраны приравнивается к форме произведения.

Между тем, как обоснованно указывает Э.П. Гаврилов, с позиции философии любой объект, в том числе произведение искусства, – это единство формы и содержания [4]. Соответственно, приведенный в предыдущем абзаце тезис содержит логическую ошибку, так как целое (произведение) определяется через его часть (форму). В этом плане представляется верным рассматривать в качестве объекта авторских прав форму произведения, но не само произведение4.

Во-вторых, форма произведения имеет внешнюю и внутреннюю составляющие. В этой связи интересен подход В.Я. Ионаса, в соответствии с которым внутренней формой произведения следует считать его образную систему, внешней (художественной) – его язык [9, с. 45-46]. В отношении произведений изобразительного искусства внешней формой являются художественно-изобразительные приемы, позволяющие воплотить замысел художника и донести его до зрителя (линии, штрихи, фигуры, колористическое решение, рисунок, композиция и т.д.) [8, с. 81].

В-третьих, форма произведения должна быть доступна для восприятия другими (помимо автора) лицами, что обеспечивается объективной формой ее выражения – письменно, устно, в виде рисунка и другими способами (п. 3 ст. 1259 ГК РФ). Таким образом, необходимо отличать форму произведения от формы выражения произведения (объективной формы). Форма произведения как объект правовой охраны сама по себе должна быть выражена в объективной форме, то есть выйти из сознания автора – перейти из субъективного мира в объективный. Пока произведение не выражено в любой общедоступной форме, объект прав не возникает.

В-четвертых, произведение является результатом творчества. Под творческой деятельностью, по нашему мнению, следует понимать самостоятельную интеллектуальную деятельность человека, в которой проявляется его личность, индивидуальность. При этом под самостоятельностью деятельности подразумевается отсутствие копирования результатов, принадлежащих иным лицам [17, с. 66]. Действительно, при простом копировании чужого произведения интеллектуальная деятельность, несомненно, имеет место, однако она носит не творческий, а скорее организационно-технический характер, поскольку лицо, воспроизводящее произведение, не привносит в него ничего нового, но лишь располагает («организует») материал наиболее оптимальным с его точки зрения образом и механически его переносит. Соответственно, указанные действия не отражают индивидуальность такого лица и не могут быть признаны самостоятельными.

Сложно не согласиться с метким замечанием М.А. Рожковой о том, что законодатель, устанавливая критерий творчества в отношении интеллектуальной деятельности по созданию произведения, неоправданно занижает стандарт требований непосредственно к результату такой деятельности (единственный предъявляемый к нему критерий – выражение в объективной форме) [20]. Такой минимальный уровень требований приводит к тому, что в правоприменительной практике постулируется, что новизна, уникальность, оригинальность произведения нерелевантны в контексте установления объекта авторского права5. При этом если новизна действительно не должна учитываться, поскольку данный критерий применим лишь в том случае, когда охране подлежит содержание, то оригинальность и уникальность, которые в рамках авторского права признаются равнозначными терминами [4], – это неотъемлемая характеристика объекта, созданного в результате творческой деятельности.

Также необходимо учитывать, что оригинальность (уникальность) относится именно к форме произведения, а не к его содержанию, поэтому предъявление требования о наличии оригинального характера произведения не противоречит главному положению авторского права об охране формы. В этой связи Г.Ф. Шершеневич справедливо отмечает, что даже то произведение, которое содержательно не отличается новизной, в то же время обладает оригинальным характером, поскольку те же идеи, которые были высказаны ранее, пройдя мыслительную обработку в сознании другого лица, выражаются иными словами – облекаются в уникальную, неповторимую форму [22, с. 155].

Таким образом, произведение дизайна как объект авторских прав – оригинальный (уникальный) результат творческой деятельности, представляющий собой совокупность внутренней формы (образной системы) и внешней (художественной) формы воплощения замысла внешнего вида предмета утилитарного назначения и выраженный в любой объективной форме.

По своей правовой природе произведение дизайна тяготеет к декоративно-прикладному искусству и исторически выделилось из последнего в связи с массовым спросом на эстетическую продукцию утилитарного назначения [6, с. 472-473]. Декоративно-прикладное искусство основано на применении ручного труда, тогда как дизайн – явление, порожденное научно-технической революцией. Поэтому именно ручной труд рассматривается как черта, разграничивающая ремесленную и промышленную формы искусства [15, с. 67]. В этой связи представляется более логичным отнесение произведения дизайна к одной группе с произведениями декоративно-прикладного искусства (абз. 8 п. 1 ст. 1259 ГК РФ), а не произведениями изобразительного искусства (абз. 7 п. 1 ст. 1259 ГК РФ).

В отличие от произведения дизайна законодательство содержит определение промышленного образца, которым признается результат интеллектуальной деятельности в сфере дизайна, а именно решение внешнего вида изделия промышленного или кустарно-ремесленного производства (п. 1 ст. 1349, п. 1 ст. 1352 ГК РФ). Условиями патентоспособности промышленного образца являются новизна и оригинальность (абз. 2 п. 1 ст. 1352 ГК РФ). Как справедливо отмечается в научной литературе, требование «новизна» традиционно воспринимается как критерий оценки содержания объекта с точки зрения того, была ли такая идея или концепция высказаны ранее. Однако если такое требование полностью оправдано в отношении изобретений и полезных моделей, которые представляют собой технические решения – определенный подход к решению конкретной задачи, то с точки зрения промышленных образцов все не так очевидно. Промышленный образец считается новым, если совокупность существенных признаков внешнего вида изделия не была известна до даты приоритета (п. 2 ст. 1352 ГК РФ), то есть, по сути, охраняемое содержание промышленного образца – это его форма. На наш взгляд, такой вывод не противоречит сущности данного объекта прав, который транслирует то, как выглядит изделие, то есть его содержание буквально лежит на поверхности. Таким образом, следует согласиться с М.А. Рожковой в том, что промышленный образец относится не к содержанию, но к форме решения [20]. То есть как авторское, так и патентное право охраняют одни и те же аспекты дизайна [24, c. 135].

В то же время следует иметь в виду, что промышленный образец не совпадает полностью с произведением дизайна, так как включает в себя также решения внешнего вида кустарно-ремесленных изделий, аналогом которых в авторском праве являются произведения декоративно-прикладного искусства. Однако далее по тексту настоящей работы автор будет исходить из того, что объект правовой охраны двух правовых режимов один и тот же, поскольку в области их совпадения объект прав действительно идентичен6. По той же причине далее по тексту слова «дизайн», «дизайнерское решение», «решение внешнего вида изделия» и «внешний вид изделия» будут употребляться в качестве синонимов.

Основываясь на положениях законодательства, судебная практика также допускает возможность кумулятивной правовой охраны дизайна. Так, в одном из дел истец предъявил требование к ответчику о прекращении нарушения его исключительных прав на произведения дизайна резных изделий. Ответчик представил свои возражения, в которых указал, что внешний вид указанных объектов должен охраняться как промышленный образец и поскольку дизайнерские решения не соответствуют требованиям новизны и оригинальности, то объекты прав отсутствуют. Суд удовлетворил требования истца и разъяснил, что один и тот же результат интеллектуальной деятельности может охраняться как авторским, так и патентным правом. При этом произведение дизайна является самостоятельным объектом прав, соответственно, его правовая охрана не зависит от того, есть ли у истца права на промышленный образец или нет7. Аналогичная ситуация сложилась в другом деле, предметом рассмотрения которого был спор о нарушении исключительного права на произведение дизайна пылесоса для маникюра. Суд указал, что отсутствие прав на промышленный образец не лишает истца возможности использования авторско-правовых способов защиты, поскольку произведение дизайна имеет самостоятельный характер и может охраняться независимо от совершения или несовершения правообладателем действий по получению патента на промышленный образец8.

С доктринальной точки зрения вопрос пересечения правовых режимов авторского и патентного права уходит корнями в далекое прошлое. Так, еще дореволюционные ученые указывали, что существование двойственного правового регулирования, по сути, одних и тех же объектов, отличающихся в основном лишь областью их применения, приводит к созданию правовой неопределенности в вопросе выбора механизма защиты в случае нарушения права. В целях решения указанной проблемы предпринимались попытки разграничения художественных и художественно-промышленных произведений (последние также назывались произведениями прикладного искусства). В частности, Ю.В. Александровский отмечает, что такой разграничительной чертой выступает эстетический характер произведения искусства, который отсутствует у промышленных изделий [1, c. 23]. Однако приведенная позиция подвергалась обоснованной критике. Так, А.В. Панкевич справедливо отмечал, что многие промышленные изделия служат не только утилитарной, но одновременно и эстетической целям [19, c. 53-54]. Я.А. Канторович также указывал на то, что разграничение художественных и художественно-промышленных произведений по этому признаку весьма условно, однако предполагал, что критерий разделения объектов все же должен быть выработан в целях «установления различного порядка защиты» прав представителей искусства и промышленности [11, c. 213-214, 216]. Однако, на наш взгляд, следует согласиться с Э.П. Гавриловым в том, что провести черту между промышленным образцом и произведением дизайна никогда не получится [5]. В связи с этим представляется более правильным подходом не предпринимать попытки по разграничению объектов правовой охраны, которые, как было показано выше, являются идентичными, но приложить усилия к тому, чтобы преодолеть неблагоприятные последствия пересечения правовых режимов, речь о которых пойдет ниже.

Российский подход, закрепляющий кумулятивный характер правовой охраны дизайна, корреспондирует международной тенденции. Так, в соответствии с положениями ст. 2(7) Бернской конвенции9 страны-участницы могут предусмотреть в национальном законодательстве как одновременное действие двух правовых режимов в отношении произведений прикладного искусства, к которым относится дизайн, так и полное их разграничение. Большинство стран допускает применение к правовой охране дизайна как авторского, так и патентного права, однако, присутствуют и исключения.

Американский подход

Как указано в судебном решении по делу Kohler Co. v. Moen Inc.10, прецедентное право США последовательно проводит принцип допустимости кумулятивной охраны одного и того же объекта интеллектуальных прав. Так, в деле Mazer v. Stein11 суд пришел к выводу, что никакими законодательными актами, в том числе Законом об авторском праве, не предусмотрено, что, если какой-либо объект патентоспособен, он не может быть объектом авторских прав. Более того, в деле In re Yardley12 суд постановил, что, если один и тот же объект охраноспособен как по авторскому, так и по патентному праву, автор в целях обеспечения его правовой охраны не должен выбирать между правовыми режимами произведения и промышленного образца, – он может воспользоваться возможностями, предоставленными в рамках обоих режимов. Обратное противоречило бы воле законодателя, который установил правовую охрану дизайна как авторским, так и патентным правом. При этом стремление получить правовую охрану в рамках более чем одного правового режима не признается эстоппелем, как считалось ранее.

Так, в ранних судебных актах (до прецедентного решения по делу Mazer v. Stein) суды настаивали на необходимости применения доктрины выбора. Так, в деле De Jonge Co. v. Breuker Kessler Co.13 суд указал, что автор не может испрашивать правовую охрану дизайнерского решения одновременно по авторскому и по патентному праву – он должен сделать выбор. В развитие данного положения в деле In re Blood14 суд констатировал, что совершение действий по получению правовой охраны в рамках одного правового режима рассматривается как выбор, который связывает правообладателя; его последующие действия, направленные на объективацию дизайна в рамках другого правового режима, квалифицируются как эстоппель, что ведет к отказу в защите права, предоставленного таким режимом.

Несмотря на то, что более предпочтительным правовым режимом охраны дизайна признается субинститут патентного права – промышленный образец15, что объясняется его неразрывной связью с функциональными изделиями, это отнюдь не умаляет значение авторского права, однако получение авторско-правовой охраны дизайна крайне затруднительно в силу действия доктрины концептуальной отделимости [25, с. 997].

Европейский подход

Согласно Директиве № 98/71/ЕС16 и принятому в ее развитие Регламенту № 6/200217 в Европейском Союзе (ЕС) установлен принцип кумулятивного характера правовой охраны дизайна, причем это основополагающее начало является обязательным для каждой страны-члена ЕС, которая не может исключить авторско-правовую охрану дизайна, зарегистрированного в качестве промышленного образца, если дизайн соответствует условиям охраноспособности, предусмотренным авторским правом18. В отличие от законодательства о промышленных образцах, которое гармонизировано на уровне ЕС, особенности авторско-правовой охраны устанавливаются каждой страной-членом ЕС индивидуально (ст. 17 Директивы № 98/71/ЕС, п. 2 ст. 96 Регламента № 6/2002).

В этой связи представляется интересным опыт Франции относительно применения теории «единства искусства», согласно которой не существует каких-либо критериев разграничения искусства и промышленности в контексте правовой охраны творческих результатов, что приводит к абсолютной кумулятивности правовой охраны произведений дизайна и промышленных образцов. «Единство искусства» предполагает не только правовую охрану дизайна как произведения и как промышленного образца, но и невозможность передачи одного исключительного права без другого; то есть права на произведение и промышленный образец всегда консолидируются в одних руках [23, с. 117, 122-123].

Поиск оптимального варианта правовой охраны внешнего вида изделий с непродолжительным циклом существования привел к введению в Европейском Союзе правового режима незарегистрированного промышленного образца (правовая охрана предоставляется на срок до трех лет), который защищает только от копирования внешнего вида изделия. При этом права на незарегистрированный промышленный образец возникают с момента его первого раскрытия общественности. Получение правовой охраны дизайна упрощено и в отношении зарегистрированных промышленных образцов, так как в целях сведения к минимуму регистрационного и иного процедурного бремени, возлагаемого на заявителя, экспертиза по существу не проводится.

Британский и австралийский подходы

Представляет интерес опыт Австралии как правовой системы, предусматривающей четкое разграничение режимов авторского права и промышленного образца. Так, не является нарушением исключительного права на художественное произведение воплощение дизайнерского решения (как зарегистрированного в качестве промышленного образца, так и незарегистрированного) в изделии промышленного производства (ст. 75, п. 2 ст. 77 Закона об авторском праве Австралии19). Аналогичный подход применяется в Великобритании, однако, исключительно в отношении незарегистрированных промышленных образцов: нарушением исключительного права на произведение в этом случае признается лишь его воспроизведение в другом произведении изобразительного искусства или в шрифте (п. 1 ст. 51 Закона Великобритании об авторском праве, промышленных образцах и патентах20).

Недобросовестные практики правообладателей

Во-первых, правообладатель исключительных прав на произведение дизайна и промышленный образец при заключении договора с лицом, намеренным использовать дизайнерское решение в своей деятельности, может передать право использования лишь промышленного образца и после того, как лицензиат начнет его использование, предъявить иск о нарушении исключительного права на произведение дизайна и наоборот. Поведение лицензиара в данном случае блокирует правомерные действия пользователя, является недобросовестным и противоречивым21, поскольку объект прав в своей сущности один и тот же. Действия лицензиара могут быть квалифицированы как нарушение принципа эстоппель – частный случай злоупотребления правом, поскольку лицензиат добросовестно полагается на юридическую ситуацию, созданную лицензиаром, который впоследствии действует в противоречии со своим предшествующим поведением в ущерб лицензиату22. Способом защиты прав лицензиата в данном случае выступает использование механизма недопустимости злоупотребления правом (ст. 10 ГК РФ), основным правовым последствием которого является отказ в защите права лицензиара.

В целях предотвращения недобросовестного поведения лицензиара целесообразно рассмотреть возможность введения в российское законодательство института подразумеваемой лицензии (implied license). В настоящее время лицензия носит явный характер, поскольку лицензионный договор может быть заключен только в письменной форме (п. 2 ст. 1235 ГК РФ) и, несмотря на оговорку, иное гражданским законодательством пока не предусмотрено. Исключением вполне может стать институт подразумеваемой лицензии, в соответствии с которым предоставление права использования произведения дизайна будет предполагать разрешение на использование промышленного образца и наоборот. Однако внедрение подразумеваемой лицензии сопряжено с множеством дополнительных сложностей. В частности, представляется, что объем использования объекта, который не передается напрямую, должен соответствовать способам использования, предоставленным лицензиату в отношении основного объекта прав. Вместе с тем установить полное соответствие способов использования, предусмотренных разными правовыми режимами и не совпадающих между собой по легальным формулировкам, крайне сложно, в результате чего могут возникнуть споры относительно выхода за пределы предоставленного объема использования объектов. Более того, способы использования результата интеллектуальной деятельности относятся к существенным условиям лицензионного договора23, соответственно, их неопределенность свидетельствует о незаключенности соглашения, то есть передачи «подразумеваемого» объекта в итоге не происходит, что нивелирует значимость внедрения института подразумеваемой лицензии.

Еще одним примером недобросовестного поведения могут считаться действия правообладателя произведения дизайна, который предоставляет другому лицу право на получение патента или отчуждает в его пользу исключительное право на промышленный образец, если патент уже получен, после чего предъявляет иск о нарушении авторских прав либо к этому лицу, либо к лицензиатам, если патентообладатель заключил с ними лицензионные договоры об использовании промышленного образца. В данном случае недобросовестная практика правообладателя пресекается самостоятельным характером прав на один и тот же объект, что предопределяет возможность каждого из правообладателей свободно распоряжаться своим объектом прав без нарушения прав другого правообладателя. Так, в одном деле истец стремился привлечь ответчика к административной ответственности за незаконное использование принадлежащих ему товарных знаков. Однако ответчику удалось доказать, что он использовал дизайнерское решение, части которого зарегистрированы в качестве спорных товарных знаков, с согласия правообладателя произведения дизайна. В результате суд встал на сторону ответчика и указал, что если права на объекты, которые, по сути, дублируют друг друга, принадлежат разным лицам, то каждое лицо вправе использовать свое право независимо от другого лица, а также свободно им распоряжаться24.

В качестве заключительного примера недобросовестной практики со стороны правообладателя можно назвать ситуацию, когда правообладатель произведения дизайна изначально не предоставлял патентообладателю право на получение патента, в результате чего первый совершает действия по признанию патента недействительным и предъявляет требование о выплате компенсации за нарушение авторского права не только к правообладателю, но и к лицензиатам, с которыми патентообладатель успел заключить лицензионные договоры. Однако данное требование по отношению к лицензиатам необоснованно и не подлежит удовлетворению. Во-первых, лицензиаты опирались на принцип публичной достоверности Государственного реестра промышленных образцов РФ (абз. 2 п. 1 ст. 8.1 ГК РФ), то есть обоснованно считали представленное в нем дизайнерское решение промышленным образцом, а лицо, указанное в качестве патентообладателя, – лицом, управомоченным на предоставление права пользования промышленным образцом. Во-вторых, как было указано выше, патентообладатель вправе самостоятельно распоряжаться исключительным правом на промышленный образец, даже если исключительное право на произведение принадлежит другому лицу, в связи с чем лицензиаты разумно полагались на то, что они могут правомерно использовать промышленный образец.

Мультипликация ответственности за нарушение исключительных прав на произведение дизайна и промышленный образец

Если дизайнерское решение представляет собой двойственный объект правовой охраны, то есть выступает одновременно как произведение дизайна и как промышленный образец, то неправомерное использование каждого из них путем совершения одного и того же действия образует два самостоятельных нарушения. Соответственно, правообладатель одновременно двух объектов правовой охраны имеет право требовать выплаты компенсации за каждое нарушение в отдельности, в результате чего возникает эффект мультипликации ответственности нарушителя.

Множественный характер ответственности предопределяется тем, что, во-первых, объекты прав по своей сущности являются полностью совпадающими (охраняется внешний вид изделия), во-вторых, способы использования также в значительной степени синхронизируются друг с другом. Как справедливо отмечает А.С. Ворожевич, если использован промышленный образец, объект авторского права также считается использованным [3, с. 53] (при этом обратное не всегда верно25). Действительно, к способам использования промышленного образца относятся, в частности, различные варианты введения в гражданский оборот товара, в котором воплощен промышленный образец путем изготовления, предложения о продаже, продажи и др. (подп. 1 п. 2 ст. 1358 ГК РФ), что неизбежно приводит к использованию произведения дизайна путем его воспроизведения, распространения или практической реализации26 (ст. 1270 ГК РФ).

Мультипликация ответственности имеет отрицательный оттенок с точки зрения возможности правообладателя максимизировать общий размер компенсации искусственным образом – путем консолидации прав на одно и то же дизайнерское решение. В этом случае возникает определенный «перекос», нарушение баланса интересов правообладателя и нарушителя, принципов справедливости и соразмерности санкции совершенному правонарушению. Так, Конституционный Суд РФ указал, что, несмотря на штрафной характер компенсации, предусмотренной за нарушение исключительных прав (то есть ее восстановительную и превентивную направленность), присуждение компенсации не должно приводить к обогащению правообладателя27.

Для того чтобы предотвратить неоправданное «задвоение» ответственности, следует обратить внимание на порождающие его факторы, приведенные выше. Во-первых, идентичность охраняемых объектов, с одной стороны, стимулирует мультипликацию ответственности, но с другой стороны, позволяет неразрывно связать два правонарушения, трансформируя их в одно («парадокс идентичности»). Так, в целях упразднения множественного характера ответственности Л.А. Новоселова предлагает расценивать несколько правонарушений на ряд однородных объектов как одно [18, с. 16]. Такой вариант действительно возможен. К примеру, судебная практика допускает квалификацию одновременного нарушения прав на несколько товарных знаков, которые представляют по своей сути одно изображение с незначительными отличиями, в результате чего воспринимаются потребителями как одно обозначение, в качестве одного нарушения, если оно охватывается единством намерений нарушителя (абз. 2 п. 68 Постановления Пленума ВС РФ № 10).

Данную правовую позицию целесообразно и допустимо применять также в отношении произведений дизайна и промышленных образцов, поскольку они представляют собой не только идентичные с точки зрения охраняемого компонента, но и однородные объекты (они выполняют одну функцию – эстетическую), различающиеся лишь режимом правовой охраны. В этом случае действия нарушителя охватываются единством намерений: он использует конкретный вариант внешнего вида изделия для его применения в отношении своей продукции в целях привлечения внимания покупателя, в связи с чем отделить нарушение права на произведение дизайна от неправомерного использования промышленного образца не представляется возможным. С данной проблемой сталкиваются и сами правообладатели нескольких результатов интеллектуальной деятельности: в большинстве споров они заявляют требование о выплате компенсации за каждый объект в минимальном размере (10 000 руб.), поскольку только в этом случае не требуется доказывать соразмерность суммы компенсации допущенному нарушению (абз. 1 п. 61 Постановления Пленума ВС РФ № 10)28.

Также представляется, что нарушение прав на произведение дизайна и промышленный образец всегда будут представлять одно нарушение, даже если права принадлежат разным лицам, так как «правонарушение» – объективное понятие, оно не реплицируется исключительно потому, что правообладателей становится двое – в основе правонарушения лежит одно противоправное деяние в отношении одного и того же объекта, охватываемое единым намерением нарушителя.

Мультипликацию ответственности также можно преодолеть путем применения доктрины разграничения способов использования произведения дизайна и промышленного образца. Так, в п. 74 Постановления Пленума ВС РФ № 10 указано, что, если действия правонарушителя можно квалифицировать как использование промышленного образца, защите подлежит исключительное право на данный объект прав; если же неправомерному использованию подвергается не только промышленный образец, но и произведение дизайна, то механизм защиты должен применяться в отношении обоих объектов. Однако ни из содержания правовой позиции Верховного Суда РФ, ни из правоприменительной практики, основанной на приведенном разъяснении высшей судебной инстанции29, неясно, каким образом следует разграничивать использование промышленного образца от использования произведения дизайна. Между тем, как было отмечено выше, такое разграничение способов использования представляется невозможным.

Для того чтобы разграничить способы использования промышленного образца и произведения дизайна нужны радикальные меры, которые предприняты, например, в Великобритании и Австралии, путем прямого изъятия из возможностей использования произведения способов использования промышленного образца. Однако такое «искусственное» ограничение способов использования произведения дизайна противоречит его сущности и назначению, нивелирует институциональную значимость авторского права в вопросе правовой охраны внешнего вида изделия, поскольку произведение дизайна – это не произведение живописи – его предназначение состоит не в том, чтобы транслировать эстетически значимое изображение, но в том, чтобы передать дизайнерскую задумку, выражающий авторский взгляд на внешний вид изделия. Следовательно, такое решение представляется необоснованным.

Такой же вывод, на наш взгляд, можно сделать и в отношении доктрины выбора, которая предполагает наделение одного правового режима приоритетом в вопросе защиты прав на дизайнерское решение. Так, А.Г. Королева указывает, что правовой режим промышленного образца является специальной формой охраны дизайна, поэтому в случае нарушения прав на дизайнерское решение должны использоваться механизмы, предусмотренным данным режимом [12, с. 65]. Однако, по нашему мнению, указанный режим, хотя и является более «сильным» с точки зрения обеспечиваемых правовых возможностей, но не носит специального характера по отношению к правовому режиму произведения дизайна, не превалирует над ним и выступает с ним на равных. Наделение режима промышленного образца приоритетом также сведет значимость авторского права до уровня временного режима правовой охраны дизайна – до тех пор, пока не будет получен патент на промышленный образец. Между тем, указанные правовые режимы независимы друг от друга и имеют самостоятельное, а не «главное-второстепенное» значение.

Принадлежность прав на произведение дизайна и промышленный образец разным лицам

Российский подход к кумулятивности правовой охраны дизайна в значительной степени тяготеет к теории единства искусства, применяемой во Франции. Так, произведение дизайна как объект авторских прав подлежит правовой охране независимо от его достоинства и назначения, что означает возможность его применения в промышленности, в том числе его регистрацию в качестве промышленного образца. При этом в рамках данной теории признается, что несколько исключительных прав на один объект образуют единый комплекс и не подлежат передаче другим лицам по отдельности, то есть не допускается отчуждение исключительного права на промышленный образец без передачи исключительного права на произведение дизайна и наоборот.

Приведенная позиция представляется правильной, прежде всего, потому что принадлежность исключительных прав (хоть и разных по своей правовой природе) на один и тот же объект разным лицам противоречит сущности и назначению исключительного права и умаляет значение правовой охраны интеллектуальной собственности в целом. Во-первых, «исключительность» права каждого правообладателя утрачивается, поскольку как одно, так и другое лицо вправе использовать дизайнерское решение самостоятельно и независимо друг от друга, в том числе осуществлять производство продукции с одной и той же упаковкой. Во-вторых, потребители также претерпевают неблагоприятные последствия. Как было отмечено ранее, дизайн представляет ценность, прежде всего, с эстетической точки зрения. Однако нужно учитывать, что внешний вид изделия выполняет также идентифицирующую функцию. Так, в судебной практике сложилась правовая позиция, согласно которой с помощью дизайна в глазах потребителей создается неповторимый образ продукта, в результате чего потребители выделяют продукт из множества аналогичных товаров других производителей30. К тому же, одним из требований к промышленному образцу является отсутствие введения потребителей в заблуждение относительно производителя и места производства товара (подп. 2 п. 5 ст. 1352 ГК РФ), что также можно считать признанием идентифицирующей функции промышленного образца со стороны законодателя. В такой ситуации независимое использование идентичных обозначений на рынке, в том числе конкурентами, может привести к дезориентации потребителя и «размыванию» охраняемого объекта, что сведет к нулю значимость его правовой охраны. В данном случае возникает проблема, аналогичная вопросу о возможности совладения исключительным правом на товарный знак. По нашему мнению, следует согласиться с позицией Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, которая имеет значение и в данном случае: принадлежность исключительных прав на товарный знак двум лицам одновременно противоречит сущности данного объекта прав, который предназначен для индивидуализации товаров и услуг конкретного лица31.

В целях практической реализации запрета на отчуждение одного права без другого необходимо, чтобы оба права изначально принадлежали одному лицу. В связи с этим подход Роспатента к экспертизе промышленного образца должен несколько видоизмениться. В настоящее время практика административного органа такова, что эксперты не устанавливают, кому принадлежит исключительное право на произведение дизайна – заявителю достаточно указать, кто является автором дизайнерского решения. Соответственно, вполне может оказаться, что исключительное право на произведение не было передано заявителю и осталось у автора (если автор и заявитель – разные лица). Поэтому требуется, чтобы Роспатент на этапе экспертизы устанавливал факт перехода исключительного права на произведение к заявителю (так же, как и право на получение патента). В этом случае исключительные права на произведение и промышленный образец будут изначально принадлежать одному лицу и будет считаться, что патентообладатель одновременно имеет право на произведение дизайна. Этот факт будет иметь ключевое значение в том случае, когда патентообладатель попытается передать авторское право без права на промышленный образец: приобретатель сможет провести поиск по поисковой системе ФИПС по правообладателю и установить, что на конкретный дизайн также выдан патент на промышленный образец, следовательно, отчуждение исключительного права только на произведение дизайна неправомерно и перехода права не произойдет. Дополнительным преимуществом является также тот факт, что отдельное отражение в реестре правообладателя исключительного права на произведение дизайна, как предлагается в литературе в целях соблюдения интересов третьих лиц [3, с. 56], не требуется.

Заключение

Дизайнерское решение может быть объектом правовой охраны как произведение дизайна и как промышленный образец, при этом правовой охране подлежит один и тот же аспект дизайна – его форма (внешний вид предмета утилитарного назначения). Идентичность объекта правовой охраны предопределяет неизбежность столкновения двух правовых режимов, в результате чего правообладатель оказывается в более выгодном положении по сравнению с третьими лицами. Это, в свою очередь, может стимулировать его действовать недобросовестно.

В качестве отдельной проблемы выступает мультипликация ответственности, поскольку одним нарушением затрагиваются права сразу на два объекта, охраняемых самостоятельно и независимо друг от друга, но, по сути, представляющих собой один объект. В этой связи автором предлагается рассматривать нарушения прав на каждый объект как одно нарушение, следовательно, исключить двойную ответственность за одно и то же деяние. В целях обеспечения действительной исключительности прав на дизайн и пресечения злоупотреблений со стороны правообладателя считаем верным закрепить невозможность отчуждения исключительного права на один объект дизайна без права на другой объект.

Таким образом, пересечение правовых режимов в отношении дизайна как правовое явление содержит в себе целый ряд аспектов, которые, несомненно, требуют осмысления в целях установления баланса интересов, достижения правовой определенности и предсказуемости.