Протокол №1 заседания Научно-консультативного Совета при Суде по интеллектуальным правам
Ведущий консультант секретариата
председателя Суда по интеллектуальным правам,
Ответственный секретарь Научно-консультативного Совета
при Суде по интеллектуальным правам, преподаватель кафедры
интеллектуальных прав Московского государственного юридического
университета (МГЮА) им. О.Е. Кутафина
"Журнал Суда по интеллектуальным правам", № 3, март 2014 г., с. 04-27
Протокол заседания Научно-консультативного Совета при Суде по интеллектуальным правам
На заседании Научно-консультативного совета при Суде по интеллектуальным правам Российской Федерации 27 декабря 2013 года обсуждались вопросы недобросовестного поведения, в том числе конкуренции, по приобретению и использованию средств индивидуализации юридических лиц, товаров, услуг и предприятий.
Члены Научно-консультативного Совета при Суде по интеллектуальным правам, присутствующие на заседании:
1. Новоселова Людмила Александровна (ведущий заседания, председатель Научно-консультативного Совета при Суде по интеллектуальным правам) — доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой интеллектуальных прав Московского государственного юридического университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА), председатель Суда по интеллектуальным правам.
2. Абова Тамара Евгеньевна — доктор юридических наук, профессор, руководитель Центра цивилистических исследований Института государства и права Российской академии наук.
3. Андреев Юрий Николаевич — доктор юридических наук, профессор Центрального филиала (Воронеж) Российской академии правосудия, судья Воронежского областного суда.
4. Байбак Всеволод Владимирович — кандидат юридических наук, адвокат адвокатского бюро «Егоров, Пугинский, Афанасьев и партнеры», член Научно-консультативного совета Федерального арбитражного суда Северо-Западного округа.
5. Близнец Иван Анатольевич — доктор юридических наук, профессор, ректор Российской Государственной академии интеллектуальной собственности (РГАИС), академик Российской академии естественных наук.
6. Герасименко Светлана Анатольевна — заместитель начальника управления публичного права и процесса Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации.
7. Залесов Алексей Владимирович — кандидат юридических наук, президент Российской национальной группы Международной ассоциации по охране интеллектуальной собственности (AIPPI), член AIPPI, LES, президент Ассоциации российских патентных поверенных, начальник юридического отдела ООО «Союзпатент».
8. Звягинцев Денис Александрович — кандидат юридических наук, доцент, заведующий кафедрой уголовного права и процесса Российской государственной академии интеллектуальной собственности (РГАИС).
9. Зенин Иван Александрович — доктор юридических наук, профессор, заслуженный профессор юридического факультета Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова, член Международной ассоциации содействия прогрессу преподавания и исследований в области интеллектуальной собственности (ATRIP), главный редактор журнала «Интеллектуальная собственность».
10. Иванова Диана Владимировна — кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданского права юридического факультета Белорусского государственного университета.
11. Козырь Оксана Михайловна — кандидат юридических наук, заслуженный юрист, судья Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации.
12. Корнеев Владимир Александрович — кандидат юридических наук, заместитель председателя Суда по интеллектуальным правам.
13. Орлова Валентина Владимировна — доктор юридических наук, проректор по научной работе и международному сотрудничеству Российской государственной академии интеллектуальной собственности (РГАИС).
14. Полонский Борис Яковлевич — доктор юридических наук, заслуженный юрист Российской Федерации, старший научный сотрудник Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации.
15. Пузыревский Сергей Анатольевич — кандидат юридических наук, начальник правового управления Федеральной антимонопольной службы Российской Федерации.
16. Рожкова Марина Александровна — доктор юридических наук, профессор кафедры интеллектуальных прав Московского Государственного Юридического Университета им. О.Е. Кутафина (МГЮА).
17. Руйе Николя (Rouiller, Nicolas) — доктор права, профессор Школы бизнеса Лозанны и Университета Курта Бёша (L’Institut universitaire Kurt Bosch, IUKB).
18. Сенников Николай Львович — кандидат юридических наук, доцент кафедры философии, политологии и права Уфимского государственного университета экономики и сервиса, профессор Российской академии естествознания.
19. Старженецкий Владислав Валерьевич — кандидат юридических наук, доцент, заместитель заведующего кафедрой международного права Российской академии правосудия, начальник управления международного права и сотрудничества Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации.
20. Шилохвост Олег Юрьевич — доктор юридических наук, судья Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации.
Приглашенные участники:
21. Власов Вячеслав Валерьевич — начальник отдела управления по обеспечению участия прокуроров в гражданском и арбитражном процессе Генеральной прокуратуры Российской Федерации, помощник Генерального прокурора Российской Федерации.
22. Гаврилов Денис Александрович — заместитель начальника правового управления Федеральной антимонопольной службы Российской Федерации.
23. Зайцева Алена Григорьева — заместитель начальника управления частного права Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации.
24. Левченко Наталья Ивановна — судья 9 Арбитражного апелляционного суда Российской Федерации.
25. Опалев Рим Олегович — кандидат юридических наук, советник управления публичного права и процесса Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, доцент кафедры гражданского, арбитражного и административного права Российской академии правосудия.
26. Паращук Сергей Анатольевич — кандидат юридических наук, доцент кафедры предпринимательского права Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова.
Письменные отзывы прислали:
27. Амангельды Айжан Амангельды кызы — кандидат юридических наук, доцент кафедры юридических дисциплин Академии экономики и права (г. Алма-Ата, Казахстан).
28. Калачева Татьяна Леонтьевна — кандидат юридических наук, доцент, заведующий кафедрой гражданского права и предпринимательской деятельности Тихоокеанского государственного университета (Хабаровск).
29. Макдоналд Брюс Александр — член Американской ассоциации адвокатов, член Международной ассоциации по товарным знакам (INTA).
30. Мурзин Дмитрий Витальевич — кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданского права Уральской государственной юридической академии, член Научно-консультативного совета Федерального арбитражного суда Уральского округа.
31. Линник Лев Николаевич — доктор гражданского права (Doktor der Zivilrecht), профессор, кандидат технических наук, старший научный сотрудник, академик, действительный член Российской академии естественных наук, инженер-физик, патентный поверенный, вице-президент Совета евразийских патентных поверенных.
32. Рабец Анна Петровна — кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданского и предпринимательского права Юридической школы Дальневосточного федерального университета.
33. Сергеев Александр Петрович — доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой гражданского права Санкт-Петербургского государственного экономического университета.
34. Хохлов Вадим Аркадьевич — доктор юридических наук, профессор кафедры гражданского права Самарского государственного экономического университета.
Заседание открыла Председатель Суда по интеллектуальным правам Российской Федерации Л.А. Новоселова.
В своем выступлении она отметила, что Суд по интеллектуальным правам придает большое значение проблемам теоретического осмысления деятельности суда как с точки зрения процессуальной науки, так и с точки зрения материального права. Предполагается, что работа Научно-консультативного совета при Суде по интеллектуальным правам помимо пленарных заседаний может также осуществляться в составе рабочих групп, которые будут создаваться для разработки более узких вопросов, возникающих в практике работы суда.
Помимо этого, Л.А. Новоселова рассказала о Журнале Суда по интеллектуальным правам, который издается в электронном виде, выразив надежду на сотрудничество не только коллег, но и всех интересующихся проблемами интеллектуальных прав. Также Л.А. Новоселова обратила внимание на происходящие в отечественной науке масштабные мероприятия, которые в том числе затрагивают проблемы охраны интеллектуальной собственности.
В.А. Корнеев заместитель председателя Суда по интеллектуальным правам, выступивший вслед за Л.А. Новоселовой, коротко охарактеризовал вопросы, которые выносятся на обсуждение в рамках данного заседания и которые представлены в разосланной участникам заседания Справке. Первые два вопроса являются общими и касаются объема полномочий суда, антимонопольного органа и Роспатента при решении вопросов, связанных со злоупотреблением правом; три оставшихся вопроса касаются отдельных аспектов рассмотрения дел, в которых ставится проблема злоупотребления правом. В своем выступлении В.А. Корнеев обратил внимание на большое количество поступивших письменных отзывов, что демонстрирует важность и актуальность вопросов, вынесенных на обсуждение.
1. Первый вопрос, вынесенный на обсуждение, касался того, вправе ли суд вынести судебный акт, применив на основании имеющихся по делу фактических обстоятельств статью 10 ГК РФ и (или) статью 10 bis Парижской конвенции по охране промышленной собственности по собственной инициативе, в том числе если в ходе судебного разбирательства по делу данный вопрос не рассматривался, а также вправе ли применить эти нормы по собственной инициативе суд кассационной инстанции.
В силу статьи 10 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее - ГК РФ) в случае несоблюдения требований, предусмотренных пунктом 1 указанной статьи, суд, арбитражный суд или третейский суд с учетом характера и последствий допущенного злоупотребления отказывает лицу в защите принадлежащего ему права полностью или частично, а также применяет иные меры, предусмотренные законом. При этом буквальное прочтение указанной статьи позволяет сделать вывод о том, что суд вправе применить соответствующие последствия по собственной инициативе при отсутствии заявлений лиц, участвующих в деле, сделанных в ходе судебного разбирательства, на основании имеющихся по делу фактических обстоятельств.
C формальной точки зрения, Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации (далее - АПК РФ) также не запрещает суду применять нормы о злоупотреблении правом и (или) о недобросовестной конкуренции по собственной инициативе. Квалификация поведения лица как недобросовестного зависит от оценки имеющихся в деле доказательств, при этом соответствующая оценка с учетом части 1 статьи 71 АПК РФ осуществляется судом по своему внутреннему убеждению.
Оценка доказательств в силу части 1 статьи 168 АПК РФ осуществляется судом в совещательной комнате. Соответственно, суд может прийти к выводу о недобросовестном поведении лица и на этой стадии арбитражного процесса.
Вместе с тем, представляется, что квалификация по собственной инициативе судом поведения одной из сторон спора как недобросовестного, если соответствующий вопрос не ставился сторонами и перед сторонами, является нарушением принципа состязательности арбитражного процесса (статья 9 АПК РФ, статья 6 Конвенции о защите основных прав человека и основных свобод), согласно которому каждому лицу, участвующему в деле, гарантируется право высказывать свои доводы и соображения, давать объяснения по всем возникающим в ходе рассмотрения дела вопросам, связанным с представлением доказательств. В случае если у суда складывается впечатление о недобросовестности одной из сторон спора, эта сторона должна иметь возможность высказать свои возражения и представить по этому вопросу доказательства.
Высказывается мнение, согласно которому когда в ходе исследования доказательств суд приходит к мнению о том, что поведение одной из сторон, возможно, является недобросовестным, суд должен поставить вопрос об этом на обсуждение сторон. При этом если такое мнение складывается у суда в ходе принятия решения в совещательной комнате, следует возобновить судебное разбирательство на основании части 3 статьи 168 АПК РФ.
Дискуссионной также является возможность квалификации поведения одной из сторон спора как недобросовестного на основании статьи 10 ГК РФ и (или) статьи 10 bis Парижской конвенции об охране промышленной собственности судом кассационной инстанции, если этот вопрос не обсуждался судом первой инстанции. С одной стороны, суд кассационной инстанции не вправе устанавливать или считать доказанными обстоятельства, которые не были установлены либо были отвергнуты судами нижестоящих инстанций (часть 2 статьи 287 АПК РФ). С другой стороны, если из имеющихся в деле доказательств с очевидностью следует недобросовестность поведения одной из сторон спора, то неприменение нижестоящими судами в этой ситуации положений статьи 10 ГК РФ и (или) статьи 10 bis Парижской конвенции об охране промышленной собственности может быть квалифицировано как основание для отмены судебных актов в силу пункта 1 части 2 статьи 288 АПК РФ.
Предлагалась для обсуждения точка зрения, согласно которой суд кассационной инстанции может (или не может), давая надлежащую квалификацию сложившимся между сторонами спора правоотношениям, применять положения о недобросовестности и при отсутствии ссылок на это обстоятельство в решениях нижестоящих судов.
В ходе обсуждения были высказаны разные позиции. Было отмечено, что затронутая тема является актуальной в практике арбитражного судопроизводства уже довольно длительное время; указано, что в Высшем Арбитражном Суде Российской Федерации был принят обзор практики, касающейся статьи 10 ГК РФ (информационное письмо Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации № 127 от 25.11.2008). В ходе дискуссии оказалась преобладающей точка зрения, согласно которой суд может поднимать вопрос о злоупотреблении правом по собственной инициативе, но в этом случае он должен дать сторонам возможность высказать свое мнение и представить доказательства в пользу или против этого; однако были высказаны и иные мнения.
Говоря об особенностях применения статьи 10 ГК, профессор М.А. Рожкова выразила полное согласие с позицией, в соответствии с которой если суд в совещательной комнате приходит к выводу о том, что имело место злоупотребление правом, то нужно возобновлять судебное разбирательство, а не принимать решение. По поводу допустимости решения вопроса о недобросовестности одной из сторон при пересмотре дела в суде кассационной инстанции М.А. Рожкова отметила, что данная инстанция не вправе оценивать обстоятельства, не оцененные или недостаточно оцененные судом первой или второй инстанции, и, следовательно, обосновывать принятие нового решения указаниями на то, что имело место злоупотребление правом.
Поддерживая в целом концепцию, выраженную в статье 10 ГК РФ, В.В. Старженецкий обратил внимание на чрезмерную жесткость формулировки проблемы, касающейся нарушения принципа состязательности арбитражного процесса. В своем выступлении он отметил, что нарушения как такового может и не быть, когда все обстоятельства дела суду понятны и ситуация ясная. Выступающий также отметил, что Президиум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации часто брал на себя ответственность, и, не направляя дело на новое рассмотрение и не ставя вопрос перед сторонами, устанавливал нарушение статьи 10 ГК РФ и статьи 10 bis Парижской конвенции. По его мнению, суд, скорее всего, должен дать такую возможность стороне, но если обстоятельства понятны, он может взять ответственность на себя. В данном случае предлагается сохранить судейское усмотрение. В.В. Старженецкий также отметил, что практика Европейского Суда по правам человека и статья 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод жесткого правила о необходимости ставить вопрос перед сторонами, когда возникает подозрение в добросовестности, не содержат.
В.В. Байбак присоединился к позиции В.В. Старженецкого, указав, что не стоит заранее ограничивать возможности суда кассационной инстанции и что было бы неверно говорить о том, что суд кассационной инстанции, даже установив наличие очевидного злоупотребления правом, которому не была дана надлежащая правовая квалификация судами нижестоящих инстанций, должен закрыть на это глаза, если вопрос не обсуждался в нижестоящих инстанциях.
С.А. Герасименко подчеркнула, что в большинстве дел, которые попадались ей в практике, Президиум Высшего Арбитражного Российской Федерации считал возможным, не направляя дело на новое рассмотрение, высказаться по поводу, в том числе, фактических обстоятельств недобросовестности. Однако в таких делах вопрос о недобросовестности всегда ставился сторонами разбирательства и очень активно обсуждался. Президиум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации как надзорная инстанция вправе обсуждать вопросы факта, но принимать решение он должен на основании тех доказательств и тех материалов, которые представлены.
С.А. Герасименко отметила, что обсуждается ситуация, когда вопрос о злоупотреблении правом в принципе не поднимался, и в связи с этим неуместно сравнение с практикой Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. Безусловно, вопрос должен быть поставлен, и этот вопрос должен быть адресован не только лицу, которого пытаются уличить в недобросовестности или в злоупотреблении правом, — и вторая сторона, имея в виду состязательность процесса, должна иметь возможность высказаться по поводу возражений этого лица о том, что он на самом деле добросовестен и правом не злоупотребляет.
Применительно к кассационной инстанции С.А. Герасименко подчеркивает, что, если вопрос о недобросовестной конкуренции и злоупотреблении правом возникал и впервые на это обратила внимание кассационная инстанция, то кассационная инстанция должна признать выводы суда не соответствующими имеющимся обстоятельствам, но все-таки направить дело на новое рассмотрение.
Т.Е. Абова отметила, что Пленум Верховного Суда Российской Федерации и Пленум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации уже высказывались по поводу возможности суда выступать с инициативой обсуждения вопроса о добросовестном поведении, но данный вопрос все равно должен быть поставлен на рассмотрение сторон. Независимо от этого, речь идет о праве суда высказывать свою позицию, это называется усмотрением суда. По такой логике сама по себе норма, которая дает материально-правовое решение данного вопроса, предоставляет суду такую возможность.
Т.Е. Абова предложила сосредоточиться на целесообразности сохранения за судом такого усмотрения в случаях добросовестного поведения сторон и выразила мнение, что такая мера целесообразна, исходя из самого смысла добросовестности, которое следует рассматривать не только в плане недобросовестности, ведь в ГК РФ заложен принцип именно презюмируемой добросовестности. Т.Е. Абова остановилась на том, что данный вопрос должен обсуждаться сторонами, и согласилась, что при этом происходит расширение предмета доказывания по сравнению с тем, что определили стороны.
Что касается кассационной инстанции, то неправильно возлагать на нее дополнительные полномочия, так как она все же ограничена в своих возможностях исследования. Кассационная инстанция исследует не дело, а решения суда, проверяет законность. Т.Е. Абова исходит из того, что ответчик должен сам проявлять необходимую предусмотрительность, и, к тому же, до кассационной инстанции были еще две инстанции, которые могли решить данный вопрос сами.
Г.В. Разумоваподдержала мнение о том, что вопрос о недобросовестности обязательно должен выноситься на обсуждение обеих сторон.
Выступившая позже Н.И. Левченко отметила, что вопрос о недобросовестности той или иной стороны — это именно вопрос оценки (судом). Но если судами первой и апелляционной инстанции не проводилась эта оценка, а судом кассационной инстанции она будет проведена, не будет ли это нарушением положений АПК РФ?
Б.Я. Полонский отметил, что поскольку недобросовестность должна быть доказана, а добросовестность презюмируется, поскольку применение статьи 10 ГК РФ должно быть исключением, а не правилом, непонятно, какой смысл стороне, заинтересованной в подтверждении этого недобросовестного поведения контрагента, об этом умалчивать и не ставить вопрос о добросовестности перед судом. Напротив, заинтересованная сторона должна ставить вопрос о злоупотреблении правом другой стороной начиная с первой инстанции. Суд, конечно, может вынести этот вопрос для обсуждения со сторонами и по своей инициативе. Но если вопрос о недобросовестности вообще не был предметом обсуждения, а суд соответствующие нормы применяет, это будет нарушением принципа состязательности. Тем более это верно для кассационной инстанции, в особенности с учетом современной тенденции к снижению полномочий кассационной и надзорной инстанции.
Н.Л. Сенников (выступление Сенникова Н.Л. по его просьбе публикуется дословно): «Спасибо. Извините. Обращаю внимание, что первым вопросом... Обращаю внимание, что первым вопросом представленной Справки рассматривается вопросы добросовестного поведения и правомерности действий суда процессуально-процедурного характера. Но при этом само понятие добросовестного поведения при осуществлении интеллектуальных прав остается документально неопределенным и содержательно не подтвержденным. Следовательно, на мой взгляд, первоначально необходимо конкретизировать вот эти базовые понятия добросовестного поведения при реализации исключительных личных неимущественных прав, связанных с вопросами интеллектуальной собственности, а также взаимосвязанных понятий в сфере интеллектуальных правоотношений. Здесь по смыслу, содержанию и лаконичности, мне кажется, было бы уместным вспомнить словесную формулу, предложенную Михаилом Михайловичем Агарковым следующего содержания. А именно, что добросовестное поведение в интеллектуальных правоотношениях — ну я перефразирую, конечно же — предполагает осуществления начала доброй совести и означает борьбу с прямым или косвенным обманом с использованием чужого заблуждения или непонимания. Тогда недобросовестное поведение — это противоположное по смыслу понятие, определяющее неподобающее поведение субъекта интеллектуальной собственности и влекущее неблагоприятные правовые последствия. При конкретизации понятия недобросовестного поведения с учетом определения добросовестного поведения в интеллектуальных правоотношениях, необходимо также дополнить формулировку, предложенную и подсказанную Львом Иосифовичем Петражицким. А именно — конечно, с учетом трансформации в контексте интеллектуальной собственности, — в таком виде: не знал и не должен был знать, что не исключает его добросовестное поведение при реализации интеллектуальных прав и еще не свидетельствует о противоправности или недобросовестном поведении. Так вот, анализирую и учитывая эти неоднозначные подходы в позициях Михаила Михайловича Агаркова и Льва Иосифовича Петражицкого, можно утверждать, что недобросовестным поведением в интеллектуальной собственности не является подтверждение факта противоправности. И наоборот. Учитывая сказанное, недобросовестное поведение при реализации интеллектуальных прав может определяться как субъективный фактор психологического отношения лица или лиц к противоправному характеру своих действий и выражающееся в осознании своей противоправности, так и в том случае, когда такого осознания нет, но оно должно было бы быть. То есть субъект должен бы был в принципе это осознавать. При оценке недобросовестности интеллектуальных правоотношений или злоупотребления правами в полной мере допустимо применение, определяющееся системой и методом состава правонарушения в структурном рассмотрении проблемных моментов с позиции определения объективной, субъективных сторон, а также потенциального объекта правонарушения и тех лиц, которые участвуют непосредственно в случаях этого недобросовестного действия. А далее прерогатива суда и свободные состязательные возможности сторон спорных отношений. Думается, было бы не только интересно, а необходимо обозначить модель взаимодействия «добросовестного поведения — недобросовестного поведения — злоупотребления правом, а также нарушения права в интеллектуальных правоотношениях. Эта формула не только конкретизировала бы легитимный смысл понятий, но и позволила бы процессуально его применить в тех вопросах, которые непосредственно рассматриваются. Ну и, конечно же, следует предоставить больше инициативы и состязательности сторон в момент рассмотрения этих вопросов. А что касается кассационной инстанции, мне кажется, Тамара Евгеньевна здесь изложила достаточно правильно. Спасибо за внимание».
В.В. Власов обратил внимание участников дискуссии на то, что важность вопроса о допустимых пределах самостоятельной оценки судом кассационной инстанции вопросов злоупотребления правом, возможно, является преувеличенной. В.В. Власов задается вопросом: сколько существует дел, в которых ни первой, ни во второй инстанции не возникал вопрос о возможном злоупотреблении правом и стороны этот вопрос тоже не выносили на обсуждение? По мнению В.В. Власова, таких дел в принципе будет не очень много, но раз так, то, возможно, вообще не стоит акцентировать внимание на вопрос о правах именно кассационной инстанции.
Д.В. Иванова в своем выступлении, помимо прочего, обратила внимание на следующий аргумент против расширения полномочий кассационной инстанции по самостоятельному рассмотрению и принятию нового решения: в такой ситуации стороны лишаются права на обжалование принятого акта. Возможно, во многих случаях более правильно отменять ранее принятые решения и отправлять дело на новое рассмотрение.
А.А. Амангельды в письменном отзыве указала, что если в ходе судебного разбирательства ни одна из сторон не ссылалась на статью 10 ГК РФ и (или) стать 10 bis Парижской конвенции, то суд может сослаться на эти статьи только с согласия сторон (одной из сторон, если другой будет дана возможность вступить в обсуждение соответствующего вопроса), а в противном случае будет нарушена состязательность процесса и суд выйдет за пределы исковых требований.
По мнению А.П. Сергеева, выраженному в письменном отзыве, суд, включая суд кассационной инстанции, может ставить вопрос о применении статьи 10 ГК РФ и (или) статьи 10 bis Парижской конвенции по собственной инициативе, но при этом стороне, против которой могут быть применены данные статьи, должна быть дана возможность предоставить свои объяснения.
Аналогичную позицию в своем письменном отзыве выразила Т.Л. Калачева.
Л.Н. Линник в своем письменном отзыве выразился менее категорично, отметив, что в принципе суд, в том числе кассационной инстанции, может применить статью 10 ГК РФ и/или статью 10 bis Парижской конвенции, «в том числе если в ходе судебного разбирательства по делу данный вопрос не рассматривался».
Еще в большей степени склоняется к тому, что суд может применить нормы о злоупотреблении правом по собственной инициативе, В.А. Хохлов, который подробно разобрал вопрос о злоупотреблении правом в своем письменном отзыве. Отметив сохраняющуюся нечеткость определения данного понятия в российском праве, он указал, что было бы правильным воспринимать понятие «злоупотребления правом» в том, что оно определяет истинный объем субъективного права. В.А. Хохлов ответил утвердительно на вопрос о возможности для суда применять нормы статьи 10 ГК РФ самостоятельно, поскольку «положения пункта 2 статьи 10 ГК РФ следует рассматривать как элемент «объективного права», действующий вне зависимости от усмотрения сторон». При этом, однако, статья 10 ГК РФ должна применяться как экстраординарная мера, в противном случае будет выхолощено само понятие субъективного права.
В.А. Хохлов критически относится к мнению о том, что суд должен непременно обсуждать вопрос о злоупотреблении правом со сторонами: статья 10 ГК РФ является нормой материального, а не процессуального права и уже в силу этого может применяться судом самостоятельно; кроме того, «активные действия суда... по принятию... мер для выяснения... обстоятельств, [связанных со злоупотреблением правом]... фактически ведут к перераспределению обязанностей по доказыванию».
С другой стороны, по мнению В.А. Хохлова, правила статьи 10 ГК РФ не могут применяться судом кассационной инстанции по собственной инициативе: «Сомнительно, что даже при установлении в кассационной инстанции фактов, свидетельствующих о злоупотреблении правом, кассационная инстанция должна наделяться возможностью переоценивать доказательства и выводы, полученные на предшествующих судебных инстанциях».
К сходным выводам пришел в своем письменном отзыве Д.В. Мурзин. Он говорит, что добросовестность может рассматриваться либо как объективная, либо как субъективная добросовестность. Субъективная добросовестность («сторона знала или должна была знать» и т. п.) — вопрос факта. Однако в статье 10 ГК РФ речь идет об объективной добросовестности, то есть, по существу, о честности в отношениях между лицами. Объективная добросовестность, как указывает Д.В. Мурзин, не составляет вопрос факта, а составляет исключительно вопрос правовой квалификации. Отсюда следуют выводы: суд может применять данное понятие по собственной инициативе и без обсуждения вопроса со сторонами (хотя такое обсуждение, судя по всему, желательно); поскольку это вопрос права, то его может рассматривать и суд кассационной инстанции.
Сходный вывод сделал в своем выступлении Н. Руйе. Он указал, что в Швейцарии является общепризнанным принцип: «инициатива сторон — представлять и доказывать факты, а суд должен сам найти, какие юридические нормы применять», и отметил, что это не является каким-то национальным изобретением, а выражает известную с римского права максиму jura novit curia (суд знает закон). Отсюда следует, что если из представленных сторонами доказательств у суда складывается впечатление о злоупотреблении правом, то суд будет по своей инициативе принимать решение на этот счет, даже если стороны про злоупотребление правом ничего не говорили. В особенности это верно для суда первой инстанции (высшие инстанции все-таки пересматривают дело в пределах доводов сторон).
Ряд выступлений и отзывов был посвящен общим вопросам, связанным с понятиями недобросовестной конкуренции и злоупотребления правом.
С.А. Паращук в своем выступлении обсудил проблемы соотношения между недобросовестной конкуренцией и злоупотреблением правом. Он отметил, что те или иные конкретные запреты, содержащиеся в законодательных нормах и в Парижской конвенции и относящиеся к сфере недобросовестной конкуренции, нецелесообразно именовать злоупотреблением правом. С другой стороны, злоупотребление правом является общей категорией и оно может быть как связано с недобросовестной конкуренцией, так и не иметь к ней отношения.
А.В. Залесов, обсуждая вопрос о критериях недобросовестного поведения, выразил мнение о том, что это понятие достаточным образом выражено в Парижской конвенции и других нормативных актах. Он отметил, что никакого универсального, пригодного на все случаи жизни определения здесь быть не может, и что во всем мире суды используют определения из Парижской конвенции.
Б.А. Макдоналд в письменном отзыве подробно обсудил вопрос о содержании понятия «недобросовестной конкуренции» в целом. Он отметил, что в американском праве понятие «недобросовестной конкуренции», за небольшими исключениями, тождественно понятию «недобросовестного поведения» вообще. Это объясняется тем, что если между спорящими сторонами отсутствует конкуренция, то, как правило, отсутствует и фактический ущерб, который претерпела бы та или иная сторона, что делает невозможным и предъявление иска. Ряд же других действий (например, распространение заведомо ложных сведений) оказывается противоправным независимо от того, имеется ли там «конкурентный» элемент. При этом Б.А. Макдоналд подчеркнул, что понятие недобросовестной конкуренции в праве США не является строго определяемым понятием, и приводит в связи с этим цитату из работы «Торговые знаки и недобросовестная конкуренция» Дж. Макарти: «Не представляется возможным сформулировать заранее подробные схемы... всех деяний, подлежащих запрету, поскольку недобросовестная... человеческая деятельность может охватывать весь диапазон человеческой изобретательности или уловок».
Письменный отзыв А.П. Рабец посвящен вопросам определения критериев недобросовестного поведения в широком смысле, в сфере использования средств индивидуализации юридических лиц, товаров и т. п. А.П. Рабец указывает, что недобросовестное поведение является широким понятием, включающим в себя понятия злоупотребления интеллектуальными правами и недобросовестной конкуренции, причем два последних понятия нередко применяются судами одновременно, как бы отождествляясь. Вместе с тем данные понятия различны. В частности, к злоупотреблению правом может быть отнесено осуществление гражданских прав исключительно с намерением причинить вред другому лицу или действия в обход закона с противоправной целью. С другой стороны, недобросовестная конкуренция может возникать лишь при наличии ряда условий, а именно при конкурентной деятельности нескольких хозяйствующих субъектов на одном рынке (в однородной группе товаров), когда действия нарушителя имеют конкурентную цель, причиняют убытки конкуренту и (в частности) противоправны.
И.А. Зенин в своем выступлении отметил определяющее в данном случае значение Стокгольмской конвенции 1967 года, согласно которой понятие «интеллектуальная собственность» включает в себя права, относящиеся к литературным, художественным и научным произведениям, научным открытиям, промышленным образцам и так далее, а также права, касающиеся защиты от недобросовестной конкуренции. Это отражено в пункте 8 статьи 2 Конвенции. Было отмечено, что в данном смысле положения статьи 1225 ГК РФ не противоречат положениям данной международной конвенции. Таким образом, к интеллектуальной собственности относятся, в том числе права, касающиеся защиты от недобросовестной конкуренции. И это положение позволяет считать, по мнению И.А. Зенина, что в суде обязательно должен ставиться вопрос, есть ли признаки недобросовестности. Был приведен пример недобросовестного поведения с участием патентообладателя, когда последний, зарегистрировав патент, по неуважительным причинам не использует его, тем самым создавая препятствия конкурентам по развитию своей техники.
Это злоупотребление правом, потому что есть право, есть патент. Другое дело, что в патентном законодательстве, в том числе в российском, сказано, что если четыре года по неуважительным причинам не используется патент и есть другие желающие и могущие его использовать, то можно это препятствие обойти. В качестве пожелания при доработке этого вопроса И.А. Зенин предложил обратить внимание на то, что права, относящиеся к защите против недобросовестной конкуренции, прямо включены в статью Стокгольмской конвенции, к которой присоединился вначале Советский Союз, а потом Российская Федерация, которая как правопреемница является участницей этой конвенции.
В заключение обсуждения первого вопроса Н.А. Новоселова отметила, что определение понятий недобросовестной конкуренции, злоупотребления правом, недобросовестных действий, а также соотношения между этими понятиями является очень сложной задачей, и охватить все аспекты за столь короткое время невозможно. Для обсуждения на заседании Научно-консультативного совета при Суде по интеллектуальным правам ставятся более узкие, конкретные вопросы, связанные с потребностями судебной практики. В частности, в данном случае один из таких вопросов заключался в пределах полномочий суда кассационной инстанции при рассмотрении вопроса о злоупотреблении правом, и высказанные по этому вопросу реплики отражают ряд возможных путей его решения.
2. Второй вопрос, вынесенный на обсуждение, касался возможности удовлетворения судом искового требования о признании действий ответчика по государственной регистрации товарного знака злоупотреблением права или недобросовестной конкуренцией, а также того, может ли Роспатент самостоятельно устанавливать злоупотребление правом.
Данный вопрос связан с правилом, предусмотренным подпунктом 6 пункта 2 статьи 1512 ГК РФ, о том, что предоставление правовой охраны товарному знаку может быть оспорено и признано недействительным полностью или частично в течение всего действия правовой охраны, если связанные с государственной регистрацией действия правообладателя признаны «в установленном порядке» злоупотреблением правом либо недобросовестной конкуренцией. Здесь возникает вопрос, что значат слова «установленный порядок».
Применительно к недобросовестной конкуренции «установленный порядок» заключается в рассмотрении соответствующего вопроса в административном порядке антимонопольным органом. Вынесенное этим органом решение, в свою очередь, является основанием для вынесения Роспатентом решения о признании недействительным предоставления правовой охраны товарному знаку. Данная позиция изложена, в частности, в пункте 63 постановления Пленума Верховного Суда и Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 26.03.2009 № 5/29.
По мнению, выраженному в пункте 20 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации Российской Федерации от 30.06.2008 № 30, защита прав лица от нарушения антимонопольного законодательства может осуществляться не только в административном, но и в судебном порядке. В частности, это означает, что непосредственно в суд, без обращения в антимонопольный орган, может быть заявлено требование о признании действий лица недобросовестной конкуренцией. В случае удовлетворения судом данного требования решение суда также является основанием для вынесения Роспатентом решения о признании недействительным предоставления правовой охраны товарному знаку. Однако данное мнение не является общепризнанным.
Применительно к злоупотреблению правом проблема заключается в том, что законодательством не установлен специальный порядок признания действий правообладателя злоупотреблением правом. Безусловно, в силу положений статьи 10 ГК РФ суд может отказать в защите прав лица, злоупотребляющего правом, если это лицо выступает в качестве истца. Если в соответствующем судебном акте указано, что действия истца по государственной регистрации товарного знака представляют собой злоупотребление правом, то такое решение, безусловно, может стать основанием для обращения в Роспатент с целью оспаривания регистрации товарного знака по правилам подпункта 6 пункта 2 статьи 1512 ГК РФ.
Однако возможна иная ситуация, когда сам правообладатель исков к третьим лицам, связанных с его товарным знаком, не предъявляет. Возможно ли в этом случае предъявление третьими лицами, считающими свои права нарушенными, судебных исков к правообладателю с требованием о признании судом действий правообладателя по регистрации товарного знака злоупотреблением правом?
Рассматривая данный вопрос, нельзя не заметить, что статья 12 ГК РФ не предусматривает в явном виде такого способа защиты гражданских прав, как признание судом наличия злоупотребления правом со стороны ответчика. Это, в свою очередь, иногда рассматривается судами как основание для отклонения любых требований третьих лиц к правообладателю о признании действий последнего злоупотреблением правом. Однако в случае такого отказа истец, по-видимому, не может обратиться с аналогичным вопросом ни в антимонопольные органы, ни в Роспатент, поскольку действующее законодательство не наделяет указанные органы соответствующими полномочиями. С другой стороны, в действующем законодательстве нет и явного запрета на возможность рассмотрения указанного требования судом.
В ходе дискуссии по данным вопросам основное внимание было уделено различным сторонам проблемы судебного признания наличия злоупотребления правом. Почти все участники дискуссии были согласны с тем, что суд может рассматривать требования третьих лиц к правообладателю о признании действий последнего по регистрации товарного знака злоупотреблением правом и что не имеет значения отсутствие указания на такой способ защиты прав в статья 12 ГК РФ.
Так, В.В. Байбак в своем выступлении специально подчеркнул, что статья 12 ГК РФ не может рассматриваться как содержащая исчерпывающий перечень способов защиты гражданских прав; соответственно, нет никаких оснований, ссылаясь на эту статью, считать, что просьба к суду о признании тех или иных действий ответчика злоупотреблением правом в принципе не может быть удовлетворена. В.В. Байбак указал, что аналогичные вопросы уже возникали в судебной практике и разрешались в пользу существования способов защиты гражданских прав, не поименованных в статье 12 ГК РФ; в качестве примера было приведено разъяснение в постановлении Пленумов Верховного Суда Российской Федерации и Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 01.07.1996 № 6/8 о том, что судебное требование о признании ничтожной сделки недействительной хотя и не предусмотрено специально законом, но и не исключает его.
Ю.Н. Адрееев в целом присоединился к данному мнению, указав, что признание судом тех или иных обстоятельств является одним из важнейших способов защиты прав и им ни в коем случае нельзя пренебрегать. При этом он отметил, что злоупотребление правом должно рассматриваться как исключительный случай, так как по общему правилу действия сторон признаются добросовестными.
М.А. Рожкова дополнительно аргументировала возможность рассмотрения требования о признании регистрации товарного знака злоупотреблением правом тем, что в противном случае создавалась бы порочная ситуация, когда заинтересованные лица, вместо того чтобы просить суд признать факт злоупотребления правом со стороны правообладателя, должны были бы намеренно создавать видимость «правонарушения», чтобы спровоцировать правообладателя на подачу иска. М.А. Рожкова также отметила, что злоупотребление правом не может устанавливаться в качестве факта, имеющего юридическое значение, поскольку предполагает правовую оценку поведения стороны (сторон), — требование о признании злоупотребления правом должно рассматриваться в порядке искового производства.
К позиции выступивших присоединилась Г.В. Разумова, отметив, что «иск с требованием установить только злоупотребление правом ничему не противоречит». При этом она обратила внимание на важность следующего: если суд считает, что имеет место злоупотребление правом, то он должен это отразить (хотя бы и в мотивировочной части решения) предельно ясно, поскольку иначе затрудняется последующее обращение в Роспатент по вопросу отмены регистрации со ссылкой на решение суда.
Д.В. Мурзин в обоснование той позиции, что возможно обращение непосредственно в суд с требованием о признании действий ответчика злоупотреблением правом, в письменном отзыве привел следующие аргументы. Всякая недобросовестная конкуренции является недобросовестным поведением, но не наоборот. Так как по определению из статьи 10 ГК РФ злоупотребление правом есть «заведомо недобросовестное осуществление гражданских прав», то любой случай недобросовестной конкуренции является и проявлением злоупотребления правом. Исходя из этого, можно в целом заключить, что в случаях, когда суд устанавливает факт недобросовестной конкуренции, он на деле одновременно устанавливает и факт злоупотребления правом. Но если это так и раз суд может устанавливать факт недобросовестной конкуренции, то он может по «прямому» иску устанавливать и факт злоупотребления правом.
По мнению Л.Н. Линника, выраженному в письменном отзыве, обращение в суд с исковым требованием о признании действий ответчика по государственной регистрации товарного знака злоупотреблением правом или недобросовестной конкуренцией вполне возможно. Но при этом существенным является наличие заинтересованности истца (то есть нарушения его, истца, прав и интересов).
Н.И. Левченко в краткой реплике выразила общую мысль выступавших: исковое требование о признании злоупотребления правом безусловно может заявляться, и таким способом, по существу, можно заставить «работать» соответствующий подпункт статьи 1512 ГК РФ. Она также отметила, что данное требование может заявляться и во встречном иске.
Отличная от изложенной позиция была представлена в письменном отзыве В.А. Хохлова. По его мнению, обращение в суд с просьбой о признании факта злоупотребления правом вообще не является способом правовой защиты — в силу общих соображений, а не потому, что такой способ не поименован в статье 12 ГК РФ. В перспективе же, по мнению В.А. Хохлова, из подпункта 6 пункта 2 статьи 1512 ГК РФ желательно вообще убрать упоминание злоупотребления правом и оставить только упоминание недобросовестной конкуренции.
Некоторые выступающие коснулись смежных вопросов.
Так, А.В. Залесов коснулся важного аспекта: наряду с требованием истца признать действия ответчика злоупотреблением правом возможны иски иного рода, в которых истец просит суд признать то обстоятельство, что он, истец, чьих-либо не нарушает. По мнению А.В. Залесова, действующее российское право не дает возможность рассматривать иски последнего типа. Это приводит к весьма негативным последствиям. Например, возможна ситуация, когда правообладатель не предъявляет никаких исков к третьим лицам, но рассылает участникам рынка (возможно, и вовсе не нарушающим права правообладателя) разнообразные предупреждения о том, что эти третьи лица якобы нарушают его права использованием соответствующего торгового знака. В этой ситуации третьи лица хотели бы получить судебное решение о том, что они не являются нарушителями, однако это по действующему законодательству невозможно; в Роспатент с данным вопросом они обратиться также не могут.
Д.А. Гаврилов, согласившись с тем, что описанная в предыдущем выступлении проблема существует, отметил, что, по его мнению, в нашем правопорядке в описанной ситуации не требуется получение судебного решения «о ненарушении прав», поскольку эта ситуация может быть разрешена с помощью норм о недобросовестной конкуренции. Д.А. Гаврилов привел пример с «советскими» товарными знаками, когда ранее какой-нибудь продукт выпускался множеством разных предприятий по единому плану, а в постсоветское время одно из таких предприятий решило, что у него «прав больше, чем у других» и зарегистрировало соответствующий товар на себя, хотя по существу все эти предприятия должны быть в равном положении относительно данного товарного знака, и указал, что соответствующие дела успешно разрешаются Федеральной антимонопольной службой. В заключение Д.А. Гаврилов указал, что в мировой практике (со ссылкой, в частности, на Сингапурский договор) существует отличная от российской концепция предоставления исключительных прав на товарный знак, когда еще на стадии рассмотрения заявки подробно исследуется вопрос о добросовестности приобретения и использования данного товарного знака, его фактического использования правообладателем и так далее.
И.А. Зенин обратил внимание участников дискуссии на некоторые проблемы, связанные с признанием в судебном порядке действий ответчика по государственной регистрации злоупотреблением права или недобросовестной конкуренцией, и качестве примера привел дело «Вашерон энд Константин С.А.» (дело № А40-73286/10-143-625). Истец выпускал дорогие часы и обладал товарным знаком по соответствующему классу товаров, а ответчик зарегистрировал аналогичный товарный знак по совершенно иному классу товаров. Нижестоящие суды отклонили требования истца, направленные на отмену регистрации товарных знаков ответчика, со ссылкой на законодательство (когда товарные знаки зарегистрированы в разных классах, говорить о нарушении прав на товарный знак нельзя), однако с данной позицией не согласился Высший Арбитражный Суд Российской Федерации (постановление Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации № 16912/11 от 24.04.2012). Позиция последнего по существу правильна, однако вызывает сомнения, может ли судебная инстанция таким образом «исправлять» закон.
В своих репликах Д.А. Гаврилов и Г.В. Разумова отметили, что при разрешении указанного дела в Высшем Арбитражном Суде Российской Федерации в действительности применялись не столько нормы, связанные с регистрацией товарных знаков как таковой, сколько нормы законодательства о недобросовестной конкуренции. При этом Д.А. Гаврилов дополнительно отметил, что было бы правильным расширить явный перечень случаев недобросовестной конкуренции в действующем законодательстве, что облегчило бы правоприменение.
Касаясь вопроса о возможности непосредственного (без обращения в антимонопольный орган) рассмотрения судом требования о признании действий ответчика недобросовестной конкуренцией большинство участников дискуссии согласились с тем, что это возможно. Несколько иную позицию по данному вопросу занял А.П. Сергеев, который в письменном отзыве выразил мнение, что, вопреки позиции, изложенной в пункте 20 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 30.06.2008 № 30, в суд можно лишь обжаловать то или иное решение Федеральной антимонопольной службы по вопросу недобросовестной конкуренции, но невозможно прямое, минуя антимонопольные органы, обращение заинтересованного лица в суд. Позицию, аналогичную позиции А.П. Сергеева о невозможности «прямого» заявления в суд требований о признании недобросовестной конкуренции, изложил в своем письменном отзыве В.А. Хохлов.
Отдельно рассматривался вопрос, может ли Роспатент самостоятельно рассматривать вопросы о том, имели ли место (1) недобросовестная конкуренция или (2) злоупотребление правом при регистрации товарного знака.
По первому случаю участники были совершенно единодушны: недобросовестная конкуренция регулируется специальным законодательством, есть уполномоченный государственный орган (Федеральная антимонопольная служба) и только этот орган либо суд, но никак не Роспатент, может по существу рассматривать соответствующий вопрос.
По второму случаю доминирующее мнение также заключалось в том, что Роспатент не уполномочен рассматривать по существу вопросы о том, имело ли место злоупотребление правом при регистрации товарного знака.
Весьма определенно высказался на этот счет С.А. Паращук: из доктрины гражданского права следует, что статья 10 ГК РФ, которая говорит о злоупотреблении правом, предоставляет именно и только суду полномочия по установлению и квалификации данного правонарушения; следовательно, нельзя и говорить о том, что административные органы, в том числе ФАС России или Роспатент могут устанавливать злоупотребление правом; это тесно связано с тем, что административные органы могут применять «конкретные запреты», но возможность применения такого общего понятия, как злоупотребление правом, должна оставаться в компетенции судебных органов.
Н.Л. Сенников (выступление по просьбе Сенникова Н.Л. публикуется дословно) «Спасибо. Я тоже хотел бы в подпункте 2.2 предупредить всякую возможность обращения по данному вопросу к Роспатенту и другим административным органам власти, поскольку это прерогатива суда и нельзя перекрывать полномочия исполнительной власти, вторгаясь в судебную власть. А также дальнейшие возможности по каким-то смежным вопросам обращения в этом случае к Роспатенту, за исключением, может быть, случаев независимого посредничества, медиации или третейского разбирательства. А вот по заключительному пункту — возможности самостоятельного обращения с исковыми требованиями — мне кажется, что заявитель вправе это сделать. Спасибо».
Весьма определенно высказался по данному вопросу в письменном отзыве Л.Н. Линник: «Роспатент должен... решать вопросы только охраноспособности заявленных объектов интеллектуальных прав. Для решения вопроса о том, имеется ли злоупотребление правом со стороны правообладателя в отношении третьих лиц, у сотрудников Роспатента нет ни соответствующих полномочий, ни должной квалификации...».
Сходную позицию по поводу возможной роли Роспатента занимает и В.А. Хохлов: «Роспатент не должен обладать правом увязывать принятие собственных актов... например, об отказе в государственной регистрации товарного знака, с собственным же выводом о наличии злоупотребления правом, недобросовестной конкуренции» (письменный отзыв).
К аналогичным выводам пришли в своих письменных отзывах Д.М. Мурзин и Т.Л. Калачева.
Однако были высказаны и иные мнения. В частности, В.В. Старженецкий отметил, что ему кажется странной та точка зрения, что Роспатент не может применять общие правовые нормы, заключенные в статье 10 ГК РФ и тем более в статье 10 bis Парижской конвенции. Не исключены ситуации, когда нарушения статьи 10 ГК РФ очевидны и Роспатент может их учитывать при решении вопроса о регистрации товарного знака.
А.А. Амангельды в письменном отзыве обратила внимание на то, что Роспатент может отказывать в регистрации товарного знака по мотиву сходства его до степени смешения с уже зарегистрированным, но попытка такой регистрации может быть злоупотреблением правом и сама по себе. Таким образом, делать категоричный вывод о том, что Роспатент вообще не устанавливает факты злоупотребления правом, нельзя.
Подводя итог обсуждению второго вопроса, Л.А. Новоселова поблагодарила всех выступавших и подчеркнула необходимость учитывать объективное различие полномочий государственных органов по квалификации спорных ситуаций при регистрации товарных знаков. В частности, Роспатент обладает вполне определенным кругом полномочий и может проверять только ограниченный круг обстоятельств. Вместе с тем существуют факты, наличие или отсутствие которых Роспатент не может проверить в принципе, в частности, это касается установления недобросовестности. В последнем случает оценка таких обстоятельств и вынесение соответствующего решения - прерогатива суда.
3. Третий вопрос, вынесенный на обсуждение, касался того, подлежит ли оценке предшествующее использование третьими лицами спорного или сходного с ним до степени смешения обозначения без регистрации его в качестве товарного знака при рассмотрении судом вопроса о наличии в действиях лица, зарегистрировавшего обозначение в качестве товарного знака, злоупотребления правом или недобросовестной конкуренции.
По поставленному вопросу в судебной практике встречаются две точки зрения.
Согласно одной точке зрения, одним из критериев недобросовестного поведения лица, зарегистрировавшего товарный знак, может служить оценка предшествовавшего использования спорного обозначения. Так, если до даты приоритета товарного знака спорное обозначение широко использовалось третьими лицами (например, конкурентами, в том числе наравне с последующим правообладателем), то регистрация товарного знака одним из конкурентов может иметь целью устранение присутствия третьих лиц на рынке определенного товара. Впоследствии лицом, зарегистрировавшим в качестве товарного знака обозначение, ранее использовавшееся им наравне с иными лицами, могут предприниматься действия по вытеснению конкурентов с рынка, в том числе путем предъявления требований о пресечении незаконного использования спорного обозначения. В таком случае действия лица по приобретению товарного знака могут быть квалифицированы как недобросовестная конкуренция. Равным образом могут быть квалифицированы в качестве недобросовестной конкуренции действия лица по регистрации товарного знака в случае, например, регистрации лицом обозначения, ранее использовавшегося (без регистрации в качестве товарного знака) только третьим лицом и получившего известность в результате именно такого использования.
Согласно второй точке зрения, исходя из пункта 1 статьи 1477 и статьи 1481 ГК РФ, исключительное право на товарный знак удостоверяется свидетельством на товарный знак. Соответственно, обозначение, не зарегистрированное в качестве товарного знака, не имеет правовой охраны в качестве средства индивидуализации, поэтому свободное использование участниками рынка — конкурентами спорного обозначения до его регистрации одним из конкурентов в качестве товарного знака не имеет значения для квалификации действий правообладателя как недобросовестных, направленных на прекращение использования обозначения, тождественного или сходного до степени смешения с зарегистрированным спорным товарным знаком.
Предлагалось обсудить данную проблему и в особенности проверить состоятельность первой точки зрения как наиболее адекватной правовой действительности. Само по себе то, что использование обозначения без регистрации его в качестве товарного знака не порождает исключительного права на него, не должно влиять на решение вопроса о возможности или невозможности признания актом недобросовестной конкуренции регистрации такого права. Согласно статье 10 bis Парижской конвенции по охране промышленной собственности в качестве основания для такого признания выступает нечестность (а не незаконность) поведения лица в промышленных и торговых делах. Регистрация лицом обозначения, ранее широко использовавшегося иным лицом (иными лицами), может быть нечестной. При этом не могут быть признаны недобросовестными действия правообладателя по регистрации товарного знака, если спорное обозначение приобрело широкую известность благодаря хозяйственной деятельности и инвестициям такого правообладателя, имевшими место до регистрации товарного знака.
В ходе дискуссии было высказано множество различных мнений, давались актуальные проблемы из судебной практики. Большинство участников поддержали первую точку зрения с некоторыми уточнениями и дополнениями.
На вопрос о том, подлежит ли оценке предварительное поведение лиц на товарных рынках по использованию обозначения до момента регистрации этого обозначения в качестве товарного знака, С.А. Пузыревский дает безоговорочный положительный ответ, обосновывая это тем, что решить вопрос о недобросовестной конкуренции, не понимая, что предшествовало регистрации товарного знака при использовании этого обозначения, будет невозможным. Поэтому в каждом случае вопрос о том, у кого имелось право на использование до момента государственной регистрации, подлежит детальному исследованию.
В связи с этим С. А. Пузыревский привел в качестве примера дело компании «Эвалар», в отношении которой антимонопольным органом был установлен факт недобросовестной конкуренции из-за регистрации товарного знака «Красный корень», известность которого была связана не только с инвестициями компании в популяризацию данного знака, но и в силу «исторических причин» (это обозначение на территории Алтайского края было известно задолго до регистрации товарного знака).
Дополнительно С.А. Пузыревский заметил, что не всякая предшествующая деятельность правообладателя по популяризации товарного знака дает правообладателю «иммунитет» от возможности признания его действий недобросовестной конкуренцией, и предложил применительно к таким ситуациям указывать, что должна рассматриваться прежде всего ситуация, когда товарный знак получил известность исключительно в результате действий правообладателя, а не вообще любую хозяйственную деятельность с использованием этого знака.
Первую точку зрения поддержали также М.А. Рожкова и С.А. Герасименко. Последняя отметила, что в данном случае затрагивается актуальная проблема, касающаяся того, что если какое-то обстоятельство или какое-то доказательство имеет отношение к делу, является относимым, то мы априори не можем исключать ни одного оказательства.
Швейцарским опытом регулирования данного вопроса поделился Н. Руйе. До 1992 года в соответствии со швейцарским законодательством приоритетным при определении статуса товарного знака было его использование. После законодательной реформы решающую роль отвели факту регистрации. Что касается возможности оспорить регистрацию на основании того факта, что другое лицо пользовалось данным обозначением ранее, большинство ученых придерживалось мнения, что приоритет с регистрацией, который отражен в законе о товарных знаках, является lex specialis, и тогда невозможно вообще оспорить регистрацию на основании факта, что до этого использовались подобные знаки. Однако десять лет назад ситуация поменялась, и судьи начинали признавать, что действительно можно на основании недобросовестной конкуренции оспорить регистрацию. Н. Руйе отметил, что данная реформа отразилась на деятельности не только недобросовестных участников рынка, но и на крупных компаниях. Был приведен пример с компанией «Нестле», которая зарегистрировала некоторый слоган. Однако булочная, слоган которой практически совпадал с зарегистрированным выражением, обратилась в кантональный суд, дошла до федерального верховного суда Швейцарии и выиграла дело. С момента вынесения этого решения было очень много случаев, где судьи придерживались мнения, что регистрация может нарушать закон о недобросовестной конкуренции.
А.П. Сергеев в письменном отзыве отметил, что при рассмотрении соответствующего вопроса нельзя занимать формальную позицию (правообладатель есть лицо, которое первым успело зарегистрировать товарный знак), но, безусловно, нужно учитывать все сопутствующие обстоятельства, «в частности, сохранило ли спорное обозначение различительную способность, чьими усилиями оно стало широко известным, какое отношение имеет правообладатель к данному обозначению».
Сходную позицию высказал в письменном отзыве Д.В. Мурзин. Он отметил, что, за исключением исчерпания исключительного права, в нашем законодательстве вообще нет случаев свободного использования товарного знака, и что, в частности, отсутствует право преждепользования, которое имеется в патентном праве. Все это приводит к явному нарушению баланса интересов правообладателя и третьих лиц, и в этой ситуации едва ли не единственный способ восстановить этот баланс — использовать нормы о запрете недобросовестной конкуренции и недобросовестного поведения участников гражданского оборота вообще.
А.А. Амангельды в своем письменном отзыве обращает внимание на норму пункта 1 статьи 1483 ГК РФ, по которой, в частности, не допускается регистрация в качестве товарных знаков обозначений, состоящих только из элементов, вошедших во всеобщее употребление для обозначения товаров определенного вида. Поэтому предшествующее использование третьими лицами спорного или сходного с ним до степени смешения обозначения без регистрации его в качестве товарного знака подлежит оценке при рассмотрении судом вопроса о том, была ли регистрация данного обозначения в качестве товарного знака актом недобросовестной конкуренции или злоупотребления правом.
Были высказаны и иные точки зрения.
В.А. Хохлов в своем отзыве написал, что «сам по себе факт... регистрации товарного знака..., когда соответствующее обозначение использовалось [ранее третьими] лицами, не говорит о недобросовестности правообладателя», тем более что «сама система охраны средств индивидуализации построена на том, что рождает стимулы к их регистрации». По мнению В. А. Хохлова, идеальной целью являются изменения в системе регистрации, которые сводили бы к минимуму возможные споры, что на практике может выразиться «в виде правил, ограничивающих регистрацию товарного знака в ряде ситуаций». С другой стороны, минимизация возможных споров может быть достигнута в определенной степени и путем корректировки судебной практики; в частности, возможно «пойти на выработку положения судебной практики о том, что использование соответствующего обозначения лицами, не являющимися правообладателями, какое-то время не влечет признания его недобросовестной конкуренцией».
Л.Н. Линник в письменном отзыве подчеркивает, что использование товарных знаков без их регистрации осуществляется на свой страх и риск. В связи с этим претензии третьих лиц к правообладателю, зарегистрировавшему свое право, следует рассматривать весьма осторожно.
Т.Е. Абова в своем выступлении привела пример с конфетами «Мишка на севере», «Белочка» и другими, у которых множество производителей на рынке. Получается, что если один из производителей зарегистрирует именно свой товарный знак, то ему скажут: «Нет, ты злоупотребил правом, ведь нас же много», но, с другой стороны, как говорит Т.Е. Абова, «кто-то должен быть первым», один знак не может быть зарегистрирован всеми. Ею был также поставлен принципиальный вопрос: можно ли отказать в регистрации или признать недействительной регистрацию только потому, что кто-то первым зарегистрировал товарный знак, а также может ли это делать Роспатент или же это прерогатива судебной власти.
4. Четвертый вопрос касался того, может ли учитываться последующее (после регистрации) поведение правообладателя при рассмотрении судом вопроса о том, является ли регистрация обозначения в качестве товарного знака актом недобросовестной конкуренции.
Согласно подпункту 6 пункта 2 статьи 1512 ГК РФ предоставление правовой охраны товарному знаку может быть оспорено и признано недействительным полностью или частично в течение всего срока действия правовой охраны, если связанные с государственной регистрацией товарного знака действия правообладателя признаны в установленном порядке злоупотреблением правом либо недобросовестной конкуренцией. Таким образом, с точки зрения ГК РФ, основанием для прекращения правовой охраны является недобросовестность при регистрации товарного знака.
В отличие от этого, согласно части 2 статьи 14 Федерального закона «О защите конкуренции», не допускается недобросовестная конкуренция, связанная не только с приобретением, но и с использованием исключительного права на средства индивидуализации юридического лица, средства индивидуализации продукции, работ или услуг.
Представляется, что основанием для прекращения правовой охраны товарного знака может являться исключительно недобросовестность на стадии регистрации товарного знака. Если регистрация носила добросовестный характер, а нечестным является лишь использование товарного знака, то возможно пресечь именно недобросовестное использование товарного знака, запретив правообладателю совершать определенные действия, при этом сама регистрация должна быть оставлена в силе.
Вместе с тем для квалификации регистрации товарного знака как акта недобросовестной конкуренции исходя из статьи 10 bis Парижской конвенции по охране промышленной собственности оценке подлежит ее честность; следовательно, учитывается и цель такой регистрации. С этой точки зрения при рассмотрении судом вопроса о добросовестности регистрации товарного знака исследованию подлежат как обстоятельства, связанные с самой регистрацией, так и последующее поведение лица, на основании которого может быть выяснена и определена цель такой регистрации.
Соответственно, антимонопольный орган, принимая решение на основании части 2 статьи 14 Федерального закона «О защите конкуренции» о том, что приобретение и использование исключительного права на средства индивидуализации юридического лица, средства индивидуализации продукции, работ или услуг является актом недобросовестной конкуренции, оценивает как саму регистрацию, так и последующее поведение лица. А суд при оценке законности решения антимонопольного органа или при рассмотрении искового заявления о признании актом недобросовестной конкуренции регистрации товарного знака оценивает саму регистрацию, в том числе с учетом последующего поведения правообладателя.
Участники дискуссии были единодушны в мнении о том, что последующее поведение правообладателя должно учитываться при определении добросовестности. Все выступающие высказались за существование у суда полномочия учитывать такое поведение при возникновении вопроса о том, является ли регистрация обозначения в качестве товарного знака актом недобросовестной конкуренции.
Так, С.А. Пузыревский специально подчеркнул, что выводы, касающиеся регистрации товарного знака и признания такой регистрации недобросовестной, практически невозможно сделать без оценки дальнейшего использования товарного знака (на момент регистрации нельзя определить, для чего и как эта регистрация в дальнейшем будет использована). Поэтому Роспатент в ряде случаев поставлен в такую ситуацию, что, не зная ситуации на рынке, но видя формальное соблюдение всех требований, которые предполагают регистрацию товарного знака, он делает вывод о добросовестности. Итак, оценка добросовестности регистрации возможна только с учетом дальнейшего поведения, а это поведение уже «ретранслируется» на саму регистрацию.
Н. Руйе также заметил, что суд может проанализировать ситуацию именно после регистрации, чтобы толковать, интерпретировать поведение лица, которое зарегистрировало товарный знак, и определить, было ли это поведение недобросовестным.
В.А. Хохлов отмечает в письменном отзыве, что смысл установленной возможности оспаривания правовой охраны товарного знака по мотиву недобросовестной конкуренции, имевшей место при его регистрации, заключается в том, чтобы «в результате снять охрану товарного знака, полученную при условиях, когда бы ее не следовало предоставлять». А поскольку выявляются именно намерения, то они могут проявиться и быть установлены на любой стадии, и соответственно «оценивать надо действия правообладателя как до, так и во время регистрации, а также после нее», уясняя при этом цель действий правообладателя. Данную позицию разделяет и Д.В. Мурзин.
А.П. Сергеев в своем письменном отзыве разделяет позицию о том, что основанием для прекращения охраны товарного знака должна быть прежде всего недобросовестность правообладателя на стадии регистрации, но о такой недобросовестности может, в принципе, говорить и последующее поведение правообладателя, если такое поведение подтверждает, что при самой регистрации товарного знака он преследовал неблаговидные цели. С другой стороны, если недобросовестным является исключительно само по себе использование товарного знака, то его можно пресечь путем запрета совершения определенных действий, но сама регистрация товарного знака должна остаться в силе.
5. Пятый вопрос касался того, может ли неиспользование правообладателем товарного знака, в том числе «аккумулирующим» знаки, само по себе свидетельствовать о злоупотреблении правом и (или) о недобросовестной конкуренции.
В судебной практике встречаются случаи, когда за защитой нарушенного исключительного права в суд обращаются правообладатели, зарегистрировавшие на себя товарный знак, но фактически его не использующие, или правообладатели, извлекающие имущественную выгоду из товарного знака не путем его фактического использования, а путем предъявления исков к нарушителям. С одной стороны, ГК РФ устанавливает лишь одно последствие неиспользования товарных знаков — досрочное прекращение его правовой охраны при соблюдении определенных законом условий. С другой, основная цель существования товарного знака — индивидуализация товаров правообладателя.
Согласно одной точке зрения, с учетом установленного ГК РФ общего требования о необходимости использования зарегистрированного товарного знака, суд вправе признать недобросовестными действия обладателя права на товарный знак, направленные на создание препятствий к использованию тождественных или сходных с ним до степени смешения обозначений, то есть действий по защите нарушенных исключительных прав на товарный знак, в случае отсутствия фактического его использования самим правообладателем. Кроме того, могут быть признаны недобросовестными действия лиц, аккумулирующих товарные знаки, но их не использующих и не имеющих реального намерения по их использованию.
Согласно другой точке зрения, неиспользование товарного знака в пределах трехлетнего срока, установленного пунктом 1 статьи 1486 ГК РФ, не может свидетельствовать о недобросовестности. Кроме того, аккумулирование нескольких товарных знаков за одним правообладателем не запрещено действующим законодательством, поэтому такая деятельность, даже вместе с другими аналогичными обстоятельствами (например, с неиспользованием товарных знаков), не может свидетельствовать о недобросовестных намерениях правообладателя.
На обсуждение выносился тезис о том, что само по себе неиспользование товарного знака не может быть признаком недобросовестности правообладателя, но должно оцениваться в совокупности с иными доказательствами по делу. Так, суд может учесть цель регистрации товарного знака, реальное намерение правообладателя его использовать, причины неиспользования. В случае же установления того, что правообладателем был зарегистрирован товарный знак не с целью его использования самостоятельно или с привлечением третьих лиц, а лишь с целью запрещения третьим лицам использовать соответствующее обозначение, в защите такого права указанному лицу судом может быть отказано.
Данный вопрос вызвал большой интерес. При этом большинство выступающих согласилось с тем, что нельзя говорить о злоупотреблении правом, основываясь исключительно на факте регистрации нескольких товарных знаков.
М.А. Рожкова отметила, что в данном случае возникает вопрос по поводу использования товарного знака, и ставится вопрос о том, может ли быть злоупотреблением ситуация, когда лицо, зарегистрировавшее товарный знак, его не использует. Было отмечено, что очень часто при обсуждении вопросов использования товарного знака проводят параллели между ним и использованием изобретения, подчеркивая, что это схожие институты со схожими проблемами и соответственно схожими решениями. Однако в действительности, как указала М.А. Рожкова, изобретения и товарный знак — это принципиально разные объекты, причем неиспользование изобретений нередко препятствует техническому прогрессу, а неиспользование товарного знака техническому прогрессу, да и вообще прогрессу никак не мешает. Поэтому, если лицо зарегистрировало множество товарных знаков для индивидуализации своих товаров и при этом не использует эти знаки, нельзя говорить о том, что лицо непременно обязано осуществлять такое использование либо пострадают какие-то публичные интересы. С учетом сказанного, по мнению профессора М.А. Рожковой, в ситуации, описанной в вопросе, нужно говорить, что злоупотребление может иметь место, если имеются другие причины (например, те, которые упомянуты в третьем вопросе, когда лицо регистрирует товарный знак, несмотря на то, что этот знак уже широко используется третьими лицами), но не само по себе.
Н.Л. Сенников (по просьбе Сенникова Н.Л. публикуется дословно) «Спасибо. По пункту пятому. Мне кажется, здесь недостаточно корректно ставятся вопросы и тем самым осуществляется вторжение в предпринимательскую инициативу об аккумулировании товарных знаков. Да, встречаются правообладатели, которые извлекают имущественные блага из предъявления исков нарушителям их исключительных прав. Но это, конечно же, в каждом случае должно решаться индивидуально и это один из способов коммерциализации их частной инициативы, в частности на средства индивидуализации. Поэтому здесь каких-то обобщающих сценариев, думается, давать невозможно. В каждом случае это индивидуальный способ рассмотрения, и квалификация суда будет зависеть от многих обстоятельств дела. Спасибо».
С.А. Герасименко, развивая мысль, высказала мнение, что самого по себе факта неиспользования товарного знака недостаточно для того, чтобы установить недобросовестную конкуренцию.
Н. Руйе также поддержал эту мысль, отметив, что для аннулирования или отмены регистрации недостаточно простого факта аккумулирования товарных знаков, нужно учитывать и другие обстоятельства дела.
Практический взгляд на проблему был предложен Н.И. Левченко. Она отметила, что доводы о том, что брендсквоттер не использует зарегистрированный товарный знак, возникают при рассмотрении дел о прекращении охраны товарного знака либо о взыскании компенсации с ответчика за использование товарного знака лица, который зарегистрировал знак, но ничего не производит и не производил вообще. По данной категории дел судебная практика пришла к выводу о том, что необходимо давать оценку указанному поведению брендсквоттера как злоупотреблению правом.
А.П. Сергеев по данному вопросу высказался в письменном отзыве даже более категорично: неиспользование правообладателем товарного знака «не только может, но и должно быть в обязательном порядке учтено при оценке того, являются ли действия правообладателя добросовестными».
С точки зрения Т.Е. Абовой, можно признать недобросовестными действия обладателя права на товарный знак, направленные на создание препятствий к использованию тождественных и схожих с ним до степени смешения обозначения, то есть действий по защите нарушенных исключительных прав на товарный знак в случае отсутствия фактического его использования самим правообладателем. Это сознательное бездействие правообладателя для создания препятствий другим участникам рынка производить определенную продукцию. Такое бездействие можно называть злоупотреблением предоставленным правом.
Выражая аналогичную позицию, А.П. Рабец в письменном отзыве отмечает, что «к формам злоупотребления правом в сфере интеллектуальной собственности относят неиспользование зарегистрированного товарного знака (с целью последующей выгодной уступки права на него либо выжидания использования обозначения третьими лицами для привлечения к ответственности), применение последствий нарушения исключительного права в целях собственного обогащения», причем такого рода деяния должны квалифицироваться именно как злоупотребление правом, а не недобросовестная конкуренция (поскольку товары сам правообладатель не производит и конкуренции по существу нет).
Как отметил в письменном отзыве Л.Н. Линник, само по себе неиспользование товарного знака не может свидетельствовать о злоупотреблении правом и (или) недобросовестной конкуренции, хотя бы потому, что это не запрещено законом. Однако в случае реального ущемления интересов третьих лиц, включая предъявление исков к нарушителям, соответствующее поведение правообладателя может преследоваться в судебном порядке; в этом случае у правообладателя нужно выяснять такие обстоятельства дела, как, например, цель регистрации товарного знака, реальное намерение его использовать, причины неиспользования.
Д.А. Гаврилов затронул специфичную область правого регулирования, упомянув случаи приобретения права на доменное имя, сходное до степени смешения или тождественное товарному знаку реального производителя, при неиспользовании этого доменного имени. Была отмечена революционная позиция Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, которая была основана на правилах ICANN по рассмотрению споров по доменным именам. Когда речь идет о намерениях недобросовестно приобрести товарный знак и препятствовать правообладателю в продвижении своих товаров в сети Интернет, тогда эти действия могут быть оценены как недобросовестная конкуренция со ссылкой как раз на эти правила. Переходя к обсуждаемому вопросу в целом, Д.А. Гаврилов указал, что следует признать правильной защиту прав и интересов «истинного» правообладателя, то есть того лица, в результате усилий которого товарный знак получил известность на рынке, а не того лица, которое лишь зарегистрировало товарный знак на себя с недобросовестной целью.
А.В. Залесов предложил несколько детализировать обсуждаемый вопрос в части указания классов международной классификации товаров и услуг, в отношении которых товарные знаки зарегистрированы. Он отметил, что сейчас в России весьма распространена ситуация, когда товарный знак зарегистрирован по определенному классу, добросовестно используется правообладателем, активно продвигается, и он начинает использоваться в отношении неоднородных товаров. Дело «Вашерон энд Константин С.А.» яркий тому пример, хотя там была регистрация по неоднородным классам товаров. Например, есть название автомобиля японского производителя — и появляются китайские телевизоры под таким же названием; поскольку товары разные, то эта практика формально законна. В результате, отметил А.В. Залесов, правообладатели, пытаясь противостоять указанной практике, после выхода на рынок с теми или иными товарами под данным обозначением подают заявки и по другим классам. (Общеизвестность товарного знака не является тем институтом, который препятствовал бы этому, в силу сложности признания и специфики российского отношения к данному понятию.)
А.В. Залесов соглашается с мнением М.А. Рожковой о том, что товарный знак, в отличие от патента на изобретение, не является монопольным препятствием для деятельности других лиц, то есть это всего лишь вложение в бренд, и закон здесь защищает просто правомерный интерес правообладателя по продвижению своего бренда. И регистрация товарного знака без цели использования может быть направлена лишь на пресечение паразитирования на известном бренде.
Высказал свои соображения по поводу пятого вопроса С.А. Паращук. Случай, когда был зарегистрирован товарный знак не с целью использования лицом, а с целью запрещения третьим лицам, иллюстрирует двойственную природу исключительного права, которое имеет позитивную и негативную стороны. И, собственно, запрет на использование исключительного права может рассматриваться в рамках осуществления права. Статья 9 ГК РФ говорит, что граждане и юридические лица по своему усмотрению осуществляют принадлежащие им гражданские права. Есть и другие ограничители на осуществление права, например статья 10 ГК РФ, где указано, что не допускается использование гражданских прав в целях ограничения конкуренции и злоупотребления доминирующим положением на рынке. Поэтому нельзя, на взгляд С.А. Паращука, однозначно утверждать, что сам по себе запрет на использование товарного знака или патента является злоупотреблением правом. В заключение было отмечено, что в Германии скупка патентов без намерения их использовать признается недобросовестной конкуренцией.
Д.В. Мурзин отмечает в письменном отзыве, что проблема оценки неиспользования товарного знака правообладателем как злоупотребления правом в широком смысле (как понятия, включающего и недобросовестную конкуренцию) связана с более общей проблемой о соотношении принципа недопустимости злоупотребления правом и принципа правовой определенности, об определенном балансе интересов. Как говорит Д.В. Мурзин, ссылаясь на других авторов, «злоупотребление правом отсутствует, если законные интересы истца являются определяющими». Однако если речь в статье 10 ГК РФ идет именно о балансе интересов, то такой баланс уже установлен в пункте 1 статьи 1486 ГК РФ (в виде трехлетнего срока). «Может быть, было бы более правильным выработать рекомендацию о том, что допустимо применять нормы о злоупотреблении правом и (или) о недобросовестной конкуренции только в том случае, если неиспользование товарного знака осуществляется за пределами трехлетнего срока...» — пишет Д.В. Мурзин.
В.А. Хохлов в своем письменном отзыве крайне осторожно отнесся к тому, чтобы рассматривать неиспользование правообладателем товарного знака — и даже подачу такими правообладателями исков к третьим лицам — как злоупотребление правом или недобросовестную конкуренцию, поскольку такое поведение само по себе не является ни неправомерным, ни этически упречным. Кроме того, нельзя не учитывать, что в статье 1486 ГК РФ уже предусмотрены последствия неиспользования товарного знака. Если же встать на противоположную позицию, то «может сложиться весьма нежелательная практика, когда правомерное поведение вызывает применение санкций». И «даже в тех случаях, когда суд признает возможным применить нормы о злоупотреблении правом или о нарушении конкурентных правил, на факт неиспользования товарным знаком он вправе ссылаться как лишь на дополнительное обстоятельство, сопутствующее злоупотреблению (нарушению условий конкуренции)».
В заключительной части заседания Научно-консультативного Совета при Суде по интеллектуальным правам председатель Суда Л.А. Новоселова вручила благодарственные письма Н. Руйе, Б.А. Макдоналду и А.В. Залесову за активное участие в международной научно-практической конференции и поддержку электронного Журнала Суда по интеллектуальным правам.
Было отмечено, что материалы, которые будут подготовлены по результатам заседания Научно-консультативного совета при Суде по интеллектуальным правам, будут разосланы участникам, и при желании участники могут предоставить для публикации свои письменные замечания.