Е.В. Домовская,
магистрант Кафедры интеллектуальных прав Московского государственного юридического университета им. О.Е. Кутафина

Журнал Суда по интеллектуальным правам, № 18, декабрь 2017 г., с. 69-80

Впервые особые права автора на результат интеллектуальной деятельности были признаны законодателем в XVI в.: в 1623 г. в Англии был принят Статут о монополиях, закрепивший патентные права автора изобретения, в частности – право монопольного использования технического новшества в течение определенного срока. Только спустя 90 лет (в 1710 г.) соответственно были признаны авторские права на произведения1. Исторический опыт свидетельствует о том, что патентные права (права на промышленную собственность) являлись наиболее ценными и экономически обоснованными.

С развитием товарного рынка и усложнением экономических отношений данный тезис многократно подтвердился, а институт защиты патентных прав стал одним из наиболее актуальных в сфере интеллектуального права. Научно-техническая революция, появление мировых и трансграничных брендов, усиление конкурентной борьбы – лишь незначительная часть предпосылок для расширения правового регулирования отношений, складывающихся по поводу промышленной собственности, и введения новых механизмов правовой защиты.

Конвенция по охране промышленной собственности, принятая в 1883 г. в Париже, впервые задала вектор на общемировую охрану патентных прав. При этом Конвенцией был расширен традиционный перечень защищаемых объектов – в частности, наравне с патентными правами на технические новшества (изобретения, полезные модели, промышленные образцы) были признаны соответствующие права на средства индивидуализации (товарные знаки, знаки обслуживания, фирменные наименования, наименования места происхождения); а также право на пресечение недобросовестной конкуренции2. Каждый из перечисленных объектов входит в содержание термина «промышленная собственность»3, введенного Конвенцией в том числе для того, чтобы подчеркнуть значимость этих объектов интеллектуальной собственности для промышленной сферы, то есть сферы производства, торговли, оказания услуг.

Право на пресечение недобросовестной конкуренции, по смыслу Конвенции, является самостоятельным объектом охраны промышленной собственности, что фактически приравнивает специальный механизм правовой защиты к отдельному праву правообладателя. Помимо Парижской конвенции аналогичное право устанавливается и Конвенцией, учредивший ВОИС 14 июля 1967 г.4 Необходимо отметить, что доктрина обосновывает включение пресечения недобросовестной конкуренции в объекты промышленной собственности тем, что противоправные деяния (акты недобросовестной конкуренции) чаще всего совершаются именно в сфере промышленной собственности5.

Содержание данного права раскрывается в ст. 10.bis и 10.ter Парижской конвенции. Так, статья 10.bis устанавливает обязанность государств - участников Конвенции обеспечить эффективную защиту от недобросовестной конкуренции, к которой относится всякий акт конкуренции, противоречащий честным обычаям в промышленных и торговых делах. В частности, подлежат запрету:

1)

все действия, способные каким бы то ни было способом вызвать смешение в отношении предприятия, продуктов или промышленной или торговой деятельности конкурента;

2)

ложные утверждения при осуществлении коммерческой деятельности, способные дискредитировать предприятие, продукты или промышленную или торговую деятельность конкурента;

3)

указания или утверждения, использование которых при осуществлении коммерческой деятельности может ввести общественность в заблуждение относительно характера, способа изготовления, свойств, пригодности к применению или количества товаров.

В российском законодательстве пресечение недобросовестной конкуренции не относится к объектам интеллектуальной собственности и не является отдельным интеллектуальным правом авторов и правообладателей, но по смыслу п. 7 ст. 1252 ГК РФ6 служит одним из механизмов защиты нарушенного права.

Помимо специального конкурентного законодательства на защиту участников гражданского оборота от недобросовестной конкуренции направлено действие ст. 10 Гражданского кодекса РФ, в соответствии с которой не допускаются осуществление гражданских прав исключительно с намерением причинить вред другому лицу, действия в обход закона с противоправной целью, а также иное заведомо недобросовестное осуществление гражданских прав (злоупотребление правом). Не допускается использование гражданских прав в целях ограничения конкуренции, а также злоупотребление доминирующим положением на рынке. Данная статья обладает достаточно сильным защитным механизмом, так как устанавливает возможность суда отказать лицу в защите принадлежащего ему права полностью или частично. С практической точки зрения это означает, что лицо, злоупотребившее своим правом в конкурентной борьбе, результатом чего стал акт недобросовестной конкуренции; в случае гражданского спора не получит надлежащую защиту своего права, что в контексте прав промышленной собственности несет для злоупотребляющего лица риск полной потери данных прав.

В российской правоприменительной практике традиционно возникает вопрос о соотношении и взаимодействии ст. 10.bis Парижской конвенции и ст. 10 Гражданского кодекса РФ, в частности – о возможности применения к лицам, чье поведение в процессе осуществления предпринимательской деятельности отвечает признакам недобросовестной конкуренции по смыслу ст. 10.bis Парижской конвенции, санкцию ст. 10 Гражданского кодекса РФ – отказ в защите принадлежащего права. Также в целях исследования важны следующие вопросы: возможно ли применять одновременно правовые предписания статьи 10.bis Парижской Конвенции и статьи 10 Гражданского кодекса РФ к правоотношениям, не связанным с промышленной собственностью (например, в спорах, касающихся авторских прав); каким образом необходимо соотносить дефиниции Парижской Конвенции с аналогичными дефинициями национального законодательства и какие дефиниции приоритетны (например, в части объектов охраны промышленной собственности). При определении соотношения рассматриваемых статей важным является и вопрос о сфере применения норм ст. 10.bis Парижской Конвенции в связи с тем, что Конвенция посвящена охране исключительно промышленной собственности, а статья 10 Гражданского кодекса РФ является общей для всего гражданского законодательства России.

Очевидно, что соблюдение некоего объективного баланса в решении данных вопросов имеет важное значение как для правоприменительной судебной практики, так и для правотворчества в области интеллектуального и конкурентного законодательств.

Соотношение интеллектуального права (частью которого является право промышленной собственности), антимонопольного и конкурентного права, а также общих начал национального частного права в их сопоставлении с международными актами, является едва ли не одной из первостепенных проблем современного российского права, разрешение которой требует тщательной разработки теоретической базы, является важным с точки зрения правотворчества, а также правоприменительной практики.

Необходимо отметить, что вопрос соотношения правовых институтов защиты интеллектуальной собственности и института защиты от недобросовестной конкуренции, по сей день доктриной не разрешен. Некоторые ученые считают, что институт защиты от недобросовестной конкуренции является составной частью института права интеллектуальной собственности7. Другие же, напротив, указывают, что институт правовой защиты от недобросовестной конкуренции значительно шире института правовой охраны интеллектуальной собственности, в связи с чем необходимо сделать вывод о том, что институт правовой охраны интеллектуальной собственности в некоторых случаях является составной частью института защиты от недобросовестной конкуренции8. Наиболее обоснованной представляется позиция не о зависимости и подчинении одного института другому, но о наличии взаимосвязи между ними. Так, нельзя не согласиться с Э. Марквартом, указывающем, что конкурентное право не является дополнительным способом защиты исключительных прав и не должно само составлять конкуренцию гражданско-правовым методам регулирования, поскольку применение антимонопольного законодательства возможно лишь в случаях, когда нарушение законодательства об исключительных правах связано с нарушением принципов добросовестной конкуренции9. Обоснованным представляется и мнение Д. Гаврилова, указывающего, что «наиболее яркая взаимосвязь может быть выявлена прежде всего со средствами индивидуализации», и отмечающего, что «взаимосвязь институтов защиты от недобросовестной конкуренции с институтом правовой охраны средств индивидуализации в той или иной степени можно считать признанной в науке»10.

Нормы конкурентного законодательства, а также ст. 10 Гражданского кодекса РФ, вводящей запрет на недобросовестную конкуренцию в гражданском обороте, и нормы, направленные на защиту промышленной собственности (в том числе – предписания Конвенции), взаимообусловлены. Однако необходимо также проанализировать и соотношение понятий «злоупотребление правом» и «недобросовестная конкуренция», чтобы проследить взаимосвязь ст. 10 Гражданского кодекса РФ, основной дефиниций которой является «злоупотребление правом», и ст. 10.bis Парижской конвенции, оперирующей термином «недобросовестная конкуренция».

Недобросовестное поведение участников гражданских правоотношений неизбежно включает в себя понятие недобросовестной конкуренции. Соответственно, злоупотребление правом, как специфическая форма недобросовестного поведения, также должно включать в себя недобросовестную конкуренцию. Однако в связи с тем, что понятия «недобросовестное поведение» и «злоупотребление правом» не тождественны – по мнению автора, понятие «злоупотребление правом» входит в понятие «недобросовестное поведение» (например, неисполнение стороной договора принятых на себя обязательств является недобросовестным поведением, но не является злоупотреблением правом, тогда как злоупотребление правом всегда является недобросовестным поведением) – необходимо уточнить, что понятие «недобросовестная конкуренция» не полностью охватывается понятием «злоупотребление правом», но имеет с ним частичные пересечения.

Анализ подходов к данному вопросу показывает, что наукой по сей день не выработано единого мнения по поводу соотношения понятий «злоупотребление правом» и «недобросовестная конкуренция»11. Существуют следующие точки зрения:

-

отрицание связи между этими понятиями;

-

полное отождествление понятий;12

-

признание ряда форм недобросовестной конкуренции злоупотребления правом13.

Представляется, что третий подход является наиболее оптимальным и так же признает частичное «пересечение» рассматриваемых понятий и, соответственно, ст. 10 Гражданского кодекса РФ и ст.10.bis Парижской Конвенции. Отрицание связи между этими понятиями, по мнению автора, некорректно, так как ст.10 Гражданского кодекса РФ отдельно выделяет недобросовестную конкуренцию («использование гражданских прав в целях ограничения конкуренции») в качестве одной из возможных форм злоупотребления правом. Также неверно и полное отождествление этих понятий, так как существуют акты недобросовестной конкуренции, которые при этом злоупотреблением права не могут являться по определению. Например, злоупотребление правом возможно только лицом, обладающим подобным правом14, но не любой акт недобросовестной конкуренции означает обладание нарушителем права. В большинстве случаев в составе недобросовестной конкуренции содержится именно правонарушение, а не злоупотребление имеющимся правом.

Позиция, когда недобросовестная конкуренция может быть признана злоупотреблением правом в отдельных случаях, подтверждается и Конституционным судом РФ: « Из части 1 статьи 2 Федерального закона "О защите конкуренции" вытекает взаимосвязь условий применения соответствующих норм данного Федерального закона и определенных статьей 10 ГК Российской Федерации правовых последствий "злоупотребления правом" и "использования гражданских прав в целях ограничения конкуренции", что позволяет суду в каждом конкретном случае с помощью понятийного аппарата антимонопольного законодательства (статья 4 Федерального закона "О защите конкуренции") обосновывать отказ в защите того или иного субъективного права в соответствии с пунктом 2 статьи 10 ГК Российской Федерации на основе исследования конкурентной тактики правообладателя».15

Позиция Конституционного суда подтверждает тезис о том, что связь между злоупотреблением правом и недобросовестной конкуренцией (и, соответственно, между ст. 10 ГК РФ и 10.bis Парижской Конвенции) существует, однако должна устанавливаться в каждом конкретном случае. Необходимо отметить, что критерии, которые определяют, является ли тот или иной акт недобросовестной конкуренции злоупотреблением правом, не закреплены ни в одном законе, что, безусловно, является целесообразным, так как позволяет устанавливать данную связь в зависимости от возникших правоотношений и характера недобросовестного поведения.

В связи с анализом взаимодействия статей следующим немаловажным вопросом является вопрос о сфере применения норм и дефиниций Парижской конвенции. Как следует из международного договора, его предметом является создание Союза государств по охране промышленной собственности, из чего необходимо сделать вывод о направленности положений Конвенции, в том числе ст. 10.bis, исключительно на отношения, возникающие по поводу промышленной собственности.

Как отмечают ученые, в данный момент в правоприменительной практике не сформирован единый подход к сфере применения положений Парижской конвенции в связи с её специальной направленностью на охрану промышленной собственности.

Высказываются следующие точки зрения на действие норм Парижской конвенции:

-

нормы распространяются только на те правоотношения, которые касаются недобросовестной конкуренции в отношении промышленной собственности;16

-

нормы подлежат применению при рассмотрении дел о нарушении конкурентного законодательства в отношении как промышленной собственности, так и иных результатов интеллектуальной деятельности;17

-

норма, закрепляющая дефиницию «недобросовестной конкуренции», подлежит применению в любом случае, когда изучается вопрос о том, является ли конкретное действие актом недобросовестной конкуренции.18

По мнению автора, первый подход наиболее обоснован, так как Парижская конвенция является актом, содержащим нормы, направленные на регулирование конкретной области – охраны промышленной собственности, закрытый перечень объектов которой представлен в ст. 1 Конвенции. Расширительное толкование и применение ст. 10.bis Парижской конвенции, здесь представляется излишним, так как каждый из объектов интеллектуальной собственности имеет свою специфику и, соответственно, - собственные средства защиты, предусмотренные как национальным, так и международным правом19.

Очевидно, что именно промышленная собственность, в отличие от объектов авторского права, является более рентабельным ресурсом в конкурентной борьбе, поэтому именно на неё чаще всего направлены акты недобросовестной конкуренции. Отсутствие режима строгой охраны объектов промышленной собственности в конкурентной среде может привести, во-первых, к снижению уровня экономики в связи с уменьшением объема инвестиций, а, во-вторых, к введению потребителей в заблуждение относительно качества товара, его производителя, а также иных параметров товара. Очевидно, что подобные последствия негативно скажутся на всем обществе, поэтому именно в сфере промышленной собственности пресечение недобросовестной конкуренции является самостоятельным объектом охраны.

Полагаю, что и третий подход (применение положений Конвенции в любом случае, когда изучается вопрос, являлось ли действие актом недобросовестной конкуренции), несмотря на то что некоторые ученые и отдельная судебная практика считают его верным, не оправдан так как понятия «недобросовестной конкуренции», закрепленные Парижской конвенцией и национальным Законом «О защите конкуренции», различаются по своему содержанию. Согласно статье 10.bis Парижской конвенции, актами недобросовестной конкуренции признаются действия, «противоречащие честным обычаям и делам», в частности: способные вызвать смешение; дискредитирующие конкурента; способные ввести потребителей в заблуждение. Несмотря на то что данный перечень можно трактовать достаточно широко, он не является исчерпывающим. Как отмечает Е.И. Трубинова в связи с анализом норм Парижской конвенции, «… из мировой юридической практики известно, что существует целый ряд действий, не указанных в ст.10.bis Парижской конвенции, которые признаются судами недобросовестной практикой»20. Российское законодательство, в частности, Закон «О защите конкуренции», в принципе не содержит перечня актов недобросовестной конкуренции, определяя её как любые действия хозяйствующих субъектов, которые направлены на получение преимуществ при осуществлении предпринимательской деятельности, противоречат законодательству Российской Федерации, обычаям делового оборота, требованиям добропорядочности, разумности и справедливости и причинили или могут причинить убытки другим хозяйствующим субъектам - конкурентам либо нанесли или могут нанести вред их деловой репутации21. Вместе с тем необходимо отметить, что несмотря на различие подходов к определению недобросовестной конкуренции в Конвенции и отечественном законодательстве, ученые отмечают их смысловую связь через категории честного обычая, добропорядочности, разумности и справедливости. Р.В. Скляр указывает, что только опираясь на категории добропорядочности, справедливости и разумности, можно сделать вывод о наличии или отсутствии конкуренции; и именно этот смысл, по мнению ученого, заложен в ст. 10.bis Парижской конвенции22. Однако это не отменяет того факта, что нормы Конвенции и Закона «О защите конкуренции» сконструированы разными способами, а это способно вызвать коллизии в правоприменении.

Исходя из сказанного, применение норм международного договора, регулирующего отношения по охране объектов промышленной собственности, в каждом деле о пресечении недобросовестной конкуренции нецелесообразно, постольку - поскольку может создать негативные последствия в виде коллизии норм международного и национального законодательства.

Как показывает судебная практика, нормы Парижской конвенции используются только в делах, касающихся промышленной собственности. Суды квалифицируют действия хозяйствующих субъектов в отношении промышленной собственности как акт недобросовестной конкуренции по смыслу ст. 10.bis Парижской конвенции и затем, квалифицировав деяние подобным образом, применяют ст. 10 Гражданского кодекса РФ.

Например, в своей практической деятельности Высший Арбитражный Суд РФ признал действия гонконгской компании по регистрации на территории Российской Федерации словесного товарного знака AKAI, недобросовестной конкуренцией, использовав дефиницию статьи 10.bis Парижской конвенции. В суд обратилась японская компания – правообладатель товарного знака AKAI на территории РФ с 1972 г. по 2001 г., в 2002 г. обнаружившая, что данное словесное обозначение зарегистрировано в России на имя гонконгской компании, не имеющей отношения к первому правообладателю. Совокупность собранных фактов позволила первому правообладателю доказать предоставление правовой охраны спорному товарному знаку незаконной в связи с недобросовестной конкуренцией нового правообладателя. Например, в судебном акте указано, что рекламная кампания нового правообладателя по продвижению своего товарного знака проводилась именно на известности первой, под лозунгом Akai - Возвращение легенды, и поддерживала у потребителей впечатление, что гонконгская компания (новый правообладатель) является представителем японской компании (первого правообладателя). Также представители гонконгской компании в своих выступлениях и интервью прямо указывали на связь с японской компанией, не проводили никаких различий между ними, сознательно выдавали себя за японскую компанию. Судом было установлено, что лицо, зарегистрировавшее спорный товарный знак, выдает себя за бывшего правообладателя тождественного товарного знака с целью приобретения конкурентных преимуществ за счет известности обозначения последнего. В решении суда было отмечено, что приведенные обстоятельства свидетельствуют о том, что регистрация товарного знака на имя гонконгской компании вводит потребителей в заблуждение, а это противоречит требованиям ст. 10.bis Парижской конвенции по охране промышленной собственности, согласно которой актом недобросовестной конкуренции считается всякий акт конкуренции, противоречащий честным обычаям в промышленных и торговых делах.

В частности, подлежат запрету все действия, способные каким бы то ни было способом вызвать смешение в отношении предприятия, продуктов, промышленной или торговой деятельности конкурента, а также ложные утверждения при осуществлении коммерческой деятельности предприятия. Важным в данном деле является то обстоятельство, что после установления факта недобросовестной конкуренции на основании положений Парижской конвенции суд применил ст. 10 Гражданского кодекса РФ, признав недействительным предоставление правовой охраны товарному знаку AKAI на имя гонконгской компании (нового правообладателя) и обязав Роспатент аннулировать регистрацию спорного товарного знака23.

На основании проведенного анализа соотношения дефиниций «злоупотребление правом» и «недобросовестная конкуренция», ст. 10.bis Парижской конвенции и ст. 10 Гражданского кодекса, практики применения дефиниций Парижской конвенции, а также правоприменительной практики, напрашивается следующий вывод. В связи с тем, что некоторые акты недобросовестной конкуренции по смыслу ст. 10.bis Парижской конвенции могут быть признаны злоупотреблением правом, то к ним, соответственно, могут быть применены правовые последствия подобного злоупотребления.

В рассматриваемом случае под правовым последствием понимается отказ в защите права, которым лицо злоупотребило. Суды вправе по собственной инициативе признавать действия сторон спора злоупотреблением правом и на этом основании отказывать в защите права, независимо от того, ссылалась ли другая сторона спора на данное обстоятельство24. В связи с тем, что основу ст. 10 Гражданского кодекса РФ составляют оценочные понятия: «недобросовестное осуществление прав», «обход закона», «добросовестность», - при применении данной нормы главенствующее значение играет судебное толкование данных понятий, а также их приложение к сложившимся отношениям. Наиболее важным критерием применения или не применения судом ст. 10.bis Парижской конвенции и ст. 10 Гражданского кодекса РФ является доказывание в действиях сторон спора добросовестности и логики.

Так, например, в деле № А40-47499/10-27-380 Высший Арбитражный Суд РФ применил ст. 10.bis Парижской конвенции и ст.10 Гражданского кодекса РФ при следующих обстоятельствах. Суть спора заключалась в том, что в российской зоне Интернет было зарегистрировано доменное имя, однородное с товарного знаком истца по лексическим и семантическим признакам. Несмотря на то что ответчик реализовывал свое право на владение и администрирование сайтом со спорным доменом, суд пришел к выводу, что ответчик нарушил не только требования ст. 10.bis Парижской конвенции, но и злоупотребил собственным правом:

«Ответчик должен был и мог знать, что в зоне COM зарегистрирован официальный сайт компании … и наличие одноименного домена в российском секторе Интернет может привести потребителей компании в заблуждение. Очевидно, что полное совпадение доменного имени … с товарным знаком истца и его же официальным доменным именем представляет собой злоупотребление технической уникальностью доменного имени.

… Администратор домена … недобросовестно использовал товарный знак, принадлежащий компании … своими действиями создал препятствия компании для размещения информации о ней и ее товарах с использованием своего товарного знака на названном домене российской зоны сети Интернет и создал опасность введения потребителей продукции компании в заблуждение.

Такие действия могут быть квалифицированы как недобросовестная конкуренция, поскольку противоречат требованиям ст. 10.bis Парижской конвенции по охране промышленной собственности, согласно которой актом недобросовестной конкуренции считается всякий акт конкуренции, противоречащий честным обычаям в промышленных и торговых делах.

При таких обстоятельствах администрирование спорного доменного имени … при наличии законного интереса в обладании доменным именем у добросовестного обладателя товарного знака может быть признано актом недобросовестной конкуренции и злоупотреблением правом (ст. 10 Гражданского кодекса Российской Федерации)»25.

В данном деле суд прямо указывает на то, что владение и администрирование сайтом, несмотря на то что ответчик имел на это формальное право (то есть получил сайт во владение на законных основаниях), является не только актом недобросовестной конкуренции по отношению к владельцу товарного знака, использованного в качестве доменного имени сайта, но и злоупотреблением правом. Соответственно, если бы ответчик заявлял встречные требования о защите своего права владения и администрирования сайтом, ему было бы отказано в защите данного права на основании ст. 10 Гражданского кодекса РФ.

Необходимо отметить, что российская правоприменительная практика накопила достаточно большой опыт разрешения подобных споров (правообладателей товарных знаков и владельцев доменных имен) в пользу правообладателей, руководствуясь именно предписаниями ст. 10.bis Парижской конвенции, позволяющей признать действия владельцев доменных имен по регистрации и администрированию соответствующих сайтов, недобросовестной конкуренцией в отношении промышленной собственности, и санкцией ст. 10 Гражданского кодекса РФ, позволяющей суду отказать на этом основании владельцам доменных имен в защите принадлежащего им права26. Вместе с тем Президиум ВАС РФ в своем Постановлении от 11 ноября 2008 г. № 5560/08 по делу № А56-46111/200327 отметил, что для применения данных норм необходимо установление недобросовестного использования доменного имени, для чего также могут быть использованы положения Единообразной политики по разрешению споров в связи с доменными именами ICANN и Правила по единообразной политике разрешения споров в связи с доменными именами ICANN. Таким образом, само по себе использование доменного имени, идентичного или сходного с товарным знаком, не образует факт недобросовестной конкуренции или злоупотребления правом, что подтверждается и судебной практикой. Например в деле № А60-52709/2011, рассматриваемом Судом по интеллектуальным правам в качестве кассационной инстанции, не было установлено злоупотребление правом владельцем доменного имени в связи из-за чего доменное имя было зарегистрировано ранее даты приоритета товарного знака, а в действиях истца по приобретению прав на товарный знак были усмотрены признаки недобросовестной конкуренции и злоупотребления правом, в связи с чем истцу было отказано в защите права на товарный знак28.

Необходимо отметить, что данные статьи используется и в иных случаях недобросовестной конкуренции в сфере промышленной собственности, в частности – в отношении оспаривания предоставления правовой охраны товарным знакам29 или, напротив, оспаривания в отказе предоставления охраны30, а также в спорах, связанных с использованием фирменных наименований31 и обозначений, сходных до степени смешения с товарными знаками32.

Правоприменительная практика подтверждает актуальность и эффективность взаимодействия ст. 10.bis Парижской конвенции и ст.10 Гражданского кодекса РФ в вопросе защиты объектов промышленной собственности. На данном этапе развития судебной практики, данные нормы применяются для защиты средств индивидуализации (товарных знаков, фирменных наименований), случаи применения данных норм в целях защиты объектов патентных прав на сегодняшний день не встречаются. Однако объекты промышленной собственности – патентных прав встречаются в правоприменительной практике в контексте защиты средств индивидуализации. Так, в деле № СИП-421/2016, которое рассматривал Суд по интеллектуальным правам, получение патента на промышленный образец, дизайн которого сходен до степени смешения с товарными знаками, было признано актом недобросовестной конкуренции, вводящим потребителей в заблуждение относительно производителя товаров, а также злоупотреблением правом со стороны правообладателя патента. Судом было установлено, что правообладатель патента «преследовали цель собрать воедино все имеющиеся на рынке ароматизаторы в виде стилизованной ели (хвойного дерева) и зарегистрировать их в качестве промышленных образцов, при наличии действующих товарных знаков виде стилизованной ели по международным регистрациям № …. принадлежащих компании и наличием судебный дел в их защиту. Подобные действия … правообладателя патентов … суд рассматривает как злоупотреблением правом, и направлены на воспрепятствование в пользовании компанией, принадлежащей ей на законных основаниях товарными знаками»33.

В заключение необходимо отметить, что применение ст. 10.bis Парижской конвенции и ст. 10 Гражданского кодекса РФ показало свою эффективность в российской правоприменительной практике в делах о защите от недобросовестной конкуренции в отношениях, касающихся средств индивидуализации. Перед правоприменителем все ещё стоит задача найти оптимальную модель применения статьи 10.bis Парижской конвенции (в части дефиниции «недобросовестная конкуренция») ко всем спорам, связанным с недобросовестной конкуренцией. Но в отношениях, связанных с промышленной собственностью, эта задача уже решена в пользу толкования недобросовестной конкуренции по правилам статьи Конвенции. Также отсутствует судебная практика по делам, связанным с иными объектами промышленной собственности (помимо средств индивидуализации), в которых были бы применены нормы о защите от недобросовестной конкуренции и злоупотреблении правом. Полагаю, что в связи с актуальностью рассмотренных норм подобной практике еще предстоит появиться.

На данном этапе развития науки, технологий и экономики промышленная собственность выходит для участников рынка на первый план, становится главным (а в некоторых сферах – практически, единственным) критерием определения успешности и рентабельности предприятия. В связи с этим перед правом стоит задача найти и «настроить» необходимый баланс интересов между участниками предпринимательской деятельности, постоянно находящимися в конкурентной борьбе и в то же время вкладывающими капиталы в создание и поддержание промышленной собственности, с тем чтобы охрана объектов промышленной собственности с одной стороны представляла как можно больше гарантий от неконкурентного поведения для правообладателей, а с другой стороны, не являлась преградой на пути к созданию новой промышленной собственности для добросовестных участников рынка. Полагаю, что эти проблемы со временем будут становиться актуальнее, поэтому их решение не должно ограничиваться национальным уровнем, а напротив – должно быть разработано и закреплено на глобальном международном уровне.