Н.В. Иванов,
кандидат юридических наук, доцент,
заведующий кафедрой гражданского права и процесса,
НИУ «Высшая школа экономики»
(Санкт-Петербургский филиал)

"Журнал Суда по интеллектуальным правам", № 23, март 2019 г., с. 5-13

В части четвертой Гражданского кодекса РФ1 (далее – ГК), с момента введения в действие которой прошло уже более одиннадцати лет, впервые в истории отечественного законодательства об интеллектуальной собственности были закреплены общие положения о лицензионном договоре (ст. 1235 – 1239 ГК). Данная договорная конструкция урегулирована в ГК наиболее подробно по сравнению с иными договорами, опосредующими распоряжение исключительным правом, в частности, с договором об отчуждении исключительного права (ст. 1234 ГК). Тем не менее и в ее правовом регулировании имеются определенные пробелы, которые на сегодняшний день не в полной мере восполнены разъяснениями и правовыми позициями высших судебных инстанций и Суда по интеллектуальным правам. В данной статье речь пойдет о некоторых вопросах толкования и применения института исключительной лицензии применительно к ситуациям так называемого параллельного лицензирования. Под параллельным лицензированием мы понимаем случаи предоставления лицензиаром тождественных или частично совпадающих по своему содержанию лицензий разным лицам, при этом хотя бы одна из таких лицензий является исключительной.

Нормативное регулирование исключительного лицензионного договора является достаточно кратким. Легальное определение исключительной лицензии можно вывести из нормы подп. 2 п. 1 ст. 1236 ГК, в соответствии с которой это договор, опосредующий предоставление лицензиату права использования результата интеллектуальной деятельности или средства индивидуализации без сохранения за лицензиаром права выдачи лицензий третьим лицам. В пункте 5.1 ст. 1235 ГК установлен запрет на заключение безвозмездных исключительных лицензионных договоров между коммерческими организациями на весь срок действия и всю территорию действия исключительного права. В силу п. 1.1 ст. 1236 ГК, если иное не предусмотрено договором, в период действия исключительной лицензии лицензиар не вправе самостоятельно использовать объект в пределах, в которых он предоставил лицензиату право использования по договору. Наконец, в ст. 1254 ГК исключительному лицензиату в случае несанкционированного использования объекта третьими лицами предоставлена возможность защищаться способами, которые вправе использовать обладатель исключительного права (взыскание компенсации в установленных пределах, изъятие и уничтожение контрафактных товаров и др.). В остальном исключительная лицензия подчиняется общим положениям о лицензионном договоре, которые в равной степени распространяются и на лицензию неисключительную.

В условиях данного правового регулирования возникает ряд вопросов, связанных, прежде всего, с квалификацией и правовыми последствиями договора исключительной лицензии при существовании прав использования, принадлежащих третьим лицам по различным основаниям, возникшим до заключения договора или в период его действия. Вопросы о квалификации, которые будут рассмотрены далее, относятся именно к предоставлению лицензии, которое может быть осуществлено через исполнение обязательственного лицензионного договора или заключение лицензионного договора по модели распорядительной сделки. Сам по себе факт заключения обязательственного лицензионного договора без его исполнения не может непосредственно отразиться на правах третьих лиц, а потому каких-либо проблем с квалификацией таких договоров в контексте существования прав третьих лиц не возникает.

Вначале рассмотрим вопрос о том, как квалифицировать договор исключительной лицензии, который заключается лицензиаром в условиях ранее заключенных им с третьими лицами договоров неисключительной лицензии, содержательно с ним совпадающих в части условий о способах использования объекта, территории и сроке использования. Данный вопрос может быть поставлен даже несколько шире с учетом того, что действующее законодательство в целом ряде случаев наделяет тех или иных лиц правом использования объекта интеллектуальной собственности на условиях безвозмездной неисключительной лицензии без заключения лицензионного договора – в силу закона (п. 2, 3 ст. 1296, п. 1, 2 ст. 1297, ГК, п. 1, 2 ст. 1371, п. 2, 3 ст. 1372 ГК и др.). Например, лицо заказывает создание компьютерной программы у IT-компании, в результате исполнения обязательств контрагентом приобретает исключительное право на созданный объект (п. 1 ст. 1296 ГК), а в дальнейшем предоставляет кому-либо исключительную лицензию на использование данной программы. Каковы последствия заключения договора исключительной лицензии с учетом того, что в силу диспозитивного правила п. 2 ст. 1296 ГК исполнитель по договору заказа сохранил за собой право использования данного объекта для собственных нужд в течение всего срока действия исключительного права на него?

В первую очередь возникает вопрос о соответствии такого договора закону и, как следствие, перспективах квалификации его как недействительной сделки по ст. 168 ГК. Не будет ли наличие у третьих лиц права использования объекта противоречить самой идее, существу исключительной лицензии, предполагающей монопольное право лицензиата на использование объекта в определенных пределах? Представляется, что ответ на данный вопрос должен быть отрицательным. Суть исключительной лицензии, по смыслу подп. 2 п. 1 ст. 1236 ГК, состоит в том, что лицензиар не вправе заключать аналогичные договоры с третьими лицами после предоставления лицензиату исключительной лицензии. Рассматриваемая конструкция предусматривает возможное распоряжение исключительным правом или возникновение у третьих лиц права использования в силу закона в прошлом. Как отмечает А.П. Сергеев, «обладание исключительной лицензией может сочетаться с наличием простых лицензий, предоставленных лицензиаром другим лицам до момента выдачи исключительной лицензии»2. Соответственно данная сделка не может быть квалифицирована как недействительная по общим основаниям, предусмотренным ст. 168 ГК, в связи с соответствием ее содержания действующему законодательству.

Вывод о соответствии данного лицензионного договора закону может быть также подкреплен ссылками на зарубежный опыт правового регулирования, в частности, на опыт Германии. Например, согласно § 33 немецкого Закона об авторском праве и смежных правах от 09 сентября 1965 г. «исключительное и простое право на использование остаются в силе по отношению к правам использования, предоставленным позднее». Аналогичные нормы содержатся в п. 5 § 30 Закона о правовой охране дизайна от 01 июня 2004 г. и п. 5 §31 Закона о защите товарных знаках и иных обозначений от 25 октября 1994 г.3

В то же время общий вывод о соответствии содержания такой сделки закону не решает проблему добросовестного лицензиата, интересы которого могут быть нарушены в результате выдачи исключительной лицензии при подобных обстоятельствах. Представим ситуацию, когда лицензиат не знал и не должен был знать о правах третьих лиц на пользование спорным объектом: при приобретении исключительной лицензии он обоснованно исходил из того, что в период ее действия только он будет вправе пользоваться объектом, но не другие лица. Такое вполне возможно по причине его неуведомления лицензиаром о правах третьих лиц. Конечно, факт неуведомления может иметь разное значение и повлечь разные правовые последствия в зависимости от обстоятельств, например, от наличия или отсутствия записи о правах третьих лиц в государственном реестре соответствующих объектов интеллектуальных прав. В условиях отсутствия подобного реестра в отношении объектов авторских и смежных прав4 неуведомления лицензиата о правах третьих лиц будет в большинстве случаев достаточно для признания лицензиата добросовестным, поскольку применительно к данным видам объектов у него отсутствует возможность получить сведения о правах третьих лиц из открытых источников. Исключение могут составлять случаи общеизвестности существования прав третьих лиц (например, широкое освещение в СМИ, открытые обсуждения на общедоступных информационных ресурсах), что в действительности бывает нечасто, либо случайные обстоятельства, при которых лицензиат узнал или должен был узнать о более раннем предоставлении лицензии другому лицу. Если же речь идет о предоставлении лицензии на право использования объекта патентных прав, товарного знака, селекционного достижения (реестры данных объектов существуют и являются общедоступными), то лицензиат не должен считаться добросовестным при наличии в реестре информации о правах третьих лиц. Прежде чем вступать в правоотношения по приобретению исключительной лицензии, он должен был обратиться к данным реестра на предмет определения прав третьих лиц. В данном случае уместно, на наш взгляд, ориентироваться на известные разъяснения высших судебных инстанций, содержащиеся в п. 38 Постановления Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 29 апреля 2010 г. № 10/22 «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав» (далее – Постановление ВС и ВАС № 10/22), согласно которым приобретатель недвижимого имущества «не может быть признан добросовестным, если на момент совершения сделки по приобретению имущества право собственности в ЕГРП было зарегистрировано не за отчуждателем». Конечно, налицо разные объекты гражданских прав и несколько разные ситуации; однако подход, предполагающий, по сути, преддоговорную обязанность приобретателя ознакомиться с данными общедоступного реестра объектов (прав), на наш взгляд, должен быть единым независимо от вида объекта и от того, идет ли речь о принадлежности подлежащего регистрации права отчуждателю или третьим лицам.

Возможна и обратная ситуация: несмотря на наличие в реестре записи о правах третьих лиц, на которую ссылается лицензиат, он не может считаться добросовестным. Нельзя исключать случаи недостоверности данных, содержащихся в реестре. Например, исключительное право приобретено лицензиаром по ничтожной сделке, о чем лицензиат знал или должен был знать. Как отмечается в Постановлении ВС и ВАС № 10/22 применительно к случаям приобретения недвижимости от неуправомоченного отчуждателя, «запись в ЕГРП о праве собственности отчуждателя не является бесспорным доказательством добросовестности приобретателя». Представляется, что этот подход вполне может быть применим не только к приобретателям недвижимости, но и к приобретателям исключительного права или права использования в отношении объектов интеллектуальных прав, подлежащих государственной регистрации.

По смыслу закона, подход к добросовестности лицензиата должен быть единым независимо от того, является ли лицензиат лицом, осуществляющим предпринимательскую деятельность или нет. Хотя предприниматель осуществляет деятельность «на свой риск» (п. 1 ст. 2 ГК) и отвечает за нарушение обязательств и исключительного права независимо от вины - на началах риска (п. 3 ст. 401, п. 3 ст. 1250 ГК), в рассматриваемой ситуации его интересы должны защищаться в силу принципа добросовестности, распространяющегося на всех участников гражданских правоотношений (п. 3 ст. 1 ГК). Дифференцированный подход в подобных ситуациях будет стимулировать контрагентов предпринимателей к заведомо недобросовестному ведению дел в расчете на рисковый характер деятельности последних, что едва ли будет способствовать развитию гражданского общества.

Определившись со случаями добросовестного приобретения лицензии, следует перейти к анализу способов защиты, которыми может воспользоваться добросовестный лицензиат в подобной ситуации. Прежде всего, к решению вопроса о правовых последствиях предоставления исключительной лицензии следует подходить дифференцированно в зависимости от того, делались ли при заключении договора лицензиаром заверения (гарантии) относительно чистоты принадлежащего ему исключительного права. На практике заверения или гарантии об отсутствии прав третьих лиц на объект лицензионного договора обычно включаются непосредственно в текст договора и, как правило, сопровождаются санкцией в виде неустойки, подлежащей выплате в случае обнаружения несоответствия заверения (гарантии) действительности. Если в спорной ситуации подобные заверения (гарантии) имели место, то лицензиат, обнаруживший несоответствие заявленного лицензиаром действительности, вправе защищаться способами, предусмотренными ст. 431.2 ГК. Соответственно добросовестный лицензиат вправе требовать возмещения причиненных недостоверностью заверений (гарантий) убытков и уплаты неустойки, если она была предусмотрена договором. Кроме того, лицензиат вправе в одностороннем уведомительном порядке отказаться от заключенного договора либо потребовать в судебном порядке признания договора недействительным по причине существенного заблуждения лицензиата (ст. 178 ГК) или обмана со стороны лицензиара (ст. 179 ГК).

Большинство из перечисленных способов защиты доступны потерпевшему лицензиату и при отсутствии в лицензионном договоре заверений и гарантий относительно чистоты исключительного права. Представляется, что обязанность лицензиара предоставить лицензиату по договору об исключительной лицензии право использования, свободное от прав третьих лиц, а при наличии таких прав информировать о них лицензиата хотя и не предусмотрена непосредственно нормами о лицензионного договоре, но должна прямо следовать из их смысла. Данную обязанность по аналогии закона можно вывести из нормы ст. 613 ГК, согласно которой арендодатель должен предупредить арендатора о правах третьих лиц. Последствия неизвещения лицензиата о правах третьих лиц должны в данном случае также определяться по аналогии: лицензиат вправе требовать снижения цены договора либо расторжения договора в судебном порядке и возмещения убытков5.

Поскольку лицензиар в силу закона обязан проинформировать лицензиата о правах третьих лиц, неисполнение данной обязанности – умолчание о правах третьих лиц - может быть квалифицировано как обман. Такая квалификация возможна в ситуации, когда лицензиар знал о правах третьих лиц. Если ему о данных правах не было известно, например, в связи с тем, что он приобрел исключительное право обремененным, и предыдущий правообладатель, в свою очередь, не предупредил его о правах третьих лиц, то квалификация умолчания как обмана исключается. Тем не менее, данная сделка может быть квалифицирована как совершенная в состоянии существенного заблуждения по ст. 179 ГК.

Таким образом, с точки зрения допустимых способов защиты ситуация, при которой лицензиар не делал заверений (не давал гарантий) относительно отсутствия прав третьих лиц, отличается от ситуации с наличием таких заверений (гарантий) тем, что при отсутствии заверений (гарантий) лицензиат, если иное не предусмотрено договором, не вправе отказаться от договора в одностороннем уведомительном порядке, поскольку данный способ защиты предусмотрен именно нормами о заверениях (гарантиях) (п. 1 ст. 431.2 ГК). В то же время, и при отсутствии в договоре заверений (гарантий) добросовестный лицензиат вправе по своему выбору требовать возмещения убытков, снижения цены договора, расторжения договора в судебном порядке, а также признания договора недействительным при наличии обмана со стороны лицензиара или существенного заблуждения на стороне лицензиата. Очевидно, что добросовестный лицензиат, который не знал и не должен был знать о наличии прав третьих лиц, обладает достаточно внушительным арсеналом способов гражданско-правовой защиты.

Следующий вопрос, возникающий применительно к исключительной лицензии и параллельному лицензированию, относится к случаям, когда в период действия договора исключительной лицензии лицензиар предоставляет еще одну (исключительную или простую) лицензию другому лицу, при этом условия об объекте, способах, сроке и территории использования в данных лицензиях полностью или частично совпадают. Данная ситуация отличается от предыдущей прежде всего тем, что право использования возникает у третьего лица не до предоставления исключительной лицензии, а после ее предоставления.

Исследуем данный вопрос поэтапно. Сначала обратимся к его рассмотрению в разрезе институтов права интеллектуальной собственности, не предполагающих обязательную государственную регистрацию объектов и перехода прав на них (авторское право, институт смежных прав, право на топологии интегральных микросхем).

Прежде всего следует протестировать более поздний по времени лицензионный договор на соответствие действующему законодательству. Не нарушает ли закон лицензионный договор, по содержанию совпадающий с договором исключительной лицензии, ранее заключенным с другим лицензиатом?

Исходя из действующего правового регулирования, ответ на данный вопрос далеко не очевиден. Следует выделить, по крайней мере, два подхода к его решению.

С одной стороны, можно утверждать, что данный договор является недействительным (ничтожным), поскольку он нарушает закон и посягает на интересы третьего лица – исключительного лицензиата по заключенному ранее договору (п. 2 ст. 168 ГК). Конструкция исключительной лицензии предполагает, что в период ее действия лицензиар не вправе заключать аналогичные договоры с третьими лицами - в отношении того же объекта, способов, срока и территории использования. Заключение подобного договора с третьим лицом грубо нарушает интересы исключительного лицензиата, приводит к отрицанию самой сути исключительной лицензии, предполагающей предоставление лицензиату юридической монополии на использование объекта в определенных пределах. Данное действие в силу прямого указания закона лицензиар совершать не вправе (подп. 2 п. 1 ст. 1236 ГК). С этих позиций будет вполне оправданным считать более поздний по времени договор ничтожным как противоречащий закону, существу законодательного регулирования (п. 74 Постановления Пленума Верховного Суда РФ № 25 от 23 июня 2015 г. «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации, далее – Постановление ВС № 25)6.

Позиции о ничтожности рассматриваемого договора придерживается Э.П. Гаврилов. Ученый отмечает, что «нарушитель права не может ссылаться на то, что он получил право на использование охраняемого результата по другому лицензионному договору, заключенному им (нарушителем) с лицензиаром (правообладателем): такой другой лицензионный договор не мог быть заключен по закону, а потому - если он все же заключен - он является ничтожной сделкой»7.

С другой стороны, возможно обоснование иной позиции, согласно которой данный договор не следует квалифицировать как противоречащий закону. Для этого достаточно посмотреть на исключительную лицензию через призму конструкции негативного обязательства. При таком подходе договор исключительной лицензии не столько лишает лицензиара права заключать аналогичные договоры с третьими лицами, сколько порождает обязательство лицензиара не заключать с кем-либо аналогичных договоров. Нарушение данного обязательства – заключение аналогичного договора с третьим лицом - является основанием для применения к лицензиару имущественных санкций. Так, лицензиат вправе требовать возмещения причиненных ему убытков, выплаты неустойки, если она предусмотрена договором, расторжения договора в судебном порядке, поскольку данное нарушение, очевидно, является существенным. При этом лицензиат не вправе оспаривать договор исключительной лицензии, заключенный между лицензиаром и третьим лицом, поскольку это будет означать его вторжение в чужие договорные правоотношения, свидетельствовать об отрицании относительного характера обязательственных правоотношений и принципа свободы договора.

Следует отметить, что негативно-обязательственный подход к существу исключительной лицензии не является сугубо умозрительным. В отечественном законодательстве подобный подход к правоотношениям, возникающим между передающим и приобретающим имущественные права на эксклюзивной (исключительной) основе, можно обнаружить в нормах об агентском договоре (п. 1, 2 ст. 1007 ГК) и договоре коммерческой концессии (п. 1 ст. 1033 ГК). В указанных нормах предусмотрено, что договором может быть установлена обязанность стороны договора воздерживаться от заключения аналогичных договоров с третьими лицами.

Как видим, с позиции действующего правового регулирования оба подхода могут быть обоснованы, а, значит, имеют право на существование. Тем не менее нам представляется верным с теоретической точки зрения, справедливым и соответствующим смыслу закона первый подход, согласно которому договор о предоставлении простой или исключительной лицензии в период действия договора исключительной лицензии следует считать ничтожным. Поскольку исключительное право обременено правами лицензиата по исключительной лицензии, обладатель исключительного права не вправе в период действия договора распоряжаться данным правом в соответствующей (обремененной) части. Разумеется, ничто не мешает ему заключить обязательственный договор о предоставлении права использования объекта в будущем, например, после прекращения договора исключительной лицензии. Однако распорядиться обремененным в соответствующей части исключительным правом он не вправе.

В судебной практике последних лет можно обнаружить несколько дел, при рассмотрении которых перед судами помимо прочего стояла задача квалификации действий правообладателя по предоставлению параллельных лицензий. Например, Суд по интеллектуальным правам при пересмотре дела № А40-99273/2015 отказал в удовлетворения иска о признании недействительным более позднего по времени договора исключительной лицензии на использование аудиовизуального произведения. В обоснование данного решения Суд указал, что заключение договора исключительной лицензии в условиях действия ранее заключенного договора «не свидетельствует об отсутствии у правообладателя прав на передачу имущественных прав на принадлежащее ему произведение, поскольку заключение лицензионного договора не влечет за собой переход исключительного права лицензиату». Как видим, аргументация выбранного Судом подхода достаточно краткая. В сущности, СИП применил второй из рассмотренных нами подходов, согласно которому предоставление правообладателем тождественной исключительной лицензии другому лицу само по себе не нарушает закон, не является недействительной сделкой. Несколькими годами ранее Арбитражный суд г. Москвы и вышестоящие инстанции, рассматривая дела по искам о признании недействительным более позднего по времени договора исключительной лицензии (№ А40-106482/2009, А40-7634/2010) в целом занимали противоположную позицию, однако производство по обоим делам было прекращено в связи с отказом истца от иска8.

Из-за отсутствия в правоприменительной практике единообразного мотивированного подхода к рассматриваемому вопросу, а также каких-либо разъяснений судебных инстанций, представляется необходимым закрепление таких разъяснений на уровне высших судебных инстанций или Суда по интеллектуальным правам. На сегодняшний день определенность и ясность в вопросе о последствиях параллельного предоставления исключительных лицензий отсутствует.

Следует также учитывать, что если лицензиар в период действия исключительного лицензионного договора заключает с третьим лицом договор исключительной лицензии, он тем самым, нарушает законные интересы не только лицензиата по более раннему, но и более позднему договору, если последний не знал и не должен был знать о наличии первого договора. Последствия нарушения интересов исключительного лицензиата в связи с существованием у третьих лиц прав использования на условиях простой неисключительной лицензии, возникших не в период действия договора исключительной лицензии, а ранее; были нами рассмотрены выше. Представляется, что исключительный лицензиат вправе защищаться теми же способами и в случае, когда он не знал и не должен был о существовании ранее предоставленной другому лицу тождественной исключительной лицензии.

Далее перейдем к анализу последствий параллельного лицензирования применительно к институтам права интеллектуальной собственности, предусматривающим обязательную государственную регистрацию объектов и перехода прав на них (патентное право, право на товарные знаки, право на селекционные достижения). Может ли правило об обязательной регистрации предоставления лицензии, предусмотренное п. 2 ст. 1232 ГК, повлиять на решение вопроса о квалификации лицензионного договора, заключенного в период действия исключительной лицензии?

Дополнительным фактором, осложняющим решение вопроса о последствиях предоставления лицензиаром параллельных лицензий, может выступить отсутствие государственной регистрации предоставления права использования по более раннему договору исключительной лицензии. Допустим, заключен договор исключительной лицензии о предоставлении права использования товарного знака, который содержательно и по форме соответствует закону. Однако ни одна из сторон данного договора в порядке, предусмотренном п. 3 ст. 1232 ГК, не обратилась в Роспатент с заявлением о государственной регистрации предоставления права использования. В этих обстоятельствах лицензиар заключает с третьим лицом тождественный лицензионный договор исключительной лицензии. Лицензиат по второму договору обращается в Роспатент с заявлением о государственной регистрации предоставления права использования, Роспатент принимает решение о регистрации и вносит соответствующую запись в реестр. В ситуации, при которой есть более ранний договор с незарегистрированным предоставлением права использования и более поздний договор, предоставление по которому зарегистрировано, возникает закономерный вопрос: как квалифицировать договоры и действие уполномоченного органа по государственной регистрации предоставления? Имеются ли основания для признания недействительным более позднего по времени договора и, как следствие, признания недействительным решения о регистрации предоставления права использования?

Представляется, что данный вопрос на сегодняшний день также не имеет однозначного решения. Возможно обоснование, по крайней мере, двух подходов.

Первый подход основывается на буквальном толковании нормы п. 6 ст. 1232 ГК9, в которой, в сущности, реализован так называемый принцип внесения. Согласно данной норме при отсутствии государственной регистрации предоставления права использования предоставление считается несостоявшимся. Коль скоро в моделируемой нами ситуации предоставление по первому договору зарегистрировано не было, право использования по данному договору у лицензиата не возникло, несмотря на то что лицензионный договор является заключенным и действительным. Соответственно действие Роспатента по регистрации предоставления по более позднему договору следует признать правомерным - нет оснований для признания данного решения недействительным, равно как и нет оснований требовать регистрации предоставления по более раннему договору. В то же время лицензиат по более раннему договору может в подобной ситуации требовать в судебном порядке расторжения договора в связи с его существенным нарушением лицензиаром. Заключив тождественный договор с третьим лицом, предоставление по которому было зарегистрировано, лицензиар заблокировал первому лицензиату возможность зарегистрировать предоставление – завершить процесс приобретения права исключительного использования, то есть в значительной степени лишил его того, на что он вправе был рассчитывать при заключении договора (п. 2 ст. 450 ГК). Разумеется, лицензиат вправе в этой ситуации также требовать от лицензиара возмещения причиненных ему убытков (п. 5 ст. 453 ГК). В целом же при таком подходе положение добросовестного лицензиата, который заключил договор о приобретении права использования первым, однако не проявил должной осмотрительности (оперативности) в вопросе регистрации предоставления, оказывается незавидным. В то же время данный подход защищает интересы второго лицензиата, который приобрел исключительную лицензию, опираясь на данные реестра об отсутствии прав третьих лиц.

Итоговый вывод будет таким же и в то случае, если при толковании нормы п. 6 ст. 1232 ГК последовательно руководствоваться принципом противопоставимости в том виде, в котором он закреплен в п. 3 Постановления ВС № 2510. При таком толковании право использования у первого лицензиата возникло, несмотря на отсутствие государственной регистрации предоставления. Но при этом лицензиат вправе ссылаться на принадлежность ему права только в отношениях с лицензиаром, но не с третьими лицами. Для третьих лиц, в том числе для лицензиата по второму договору и регистрирующего органа, данного права не существует, а, значит рассматриваемые действия данных лиц не должны считаться неправомерными: вторая сделка могла быть совершена, и предоставление по ней могло быть зарегистрировано.

Второй подход не предполагает буквального толкования нормы п. 6 ст. 1232 ГК или последовательного применения положений п. 3 Постановления ВС № 25. Руководствуясь принципом противопоставимости во взаимосвязи с принципами добросовестности и справедливости, при определении надлежащего исключительного лицензиата следует отталкиваться от момента выражения воли сторон - заключения данных договоров в установленной форме - и отдать приоритет интересам первого исключительного лицензиата. Независимо от отсутствия регистрации первого предоставления оно будет считаться состоявшимся, поскольку лицензиар и лицензиат выразили на это волю при заключении и исполнении договора. Более поздний договор исключительной лицензии следует квалифицировать так же, как и применительно к институтам, не предусматривающим государственную регистрацию предоставления, - считать ничтожным как противоречащий закону, существу законодательного регулирования. Соответственно решение о государственной регистрации предоставления права использования должно быть признано недействительным по заявлению первого исключительного лицензиата. После аннулирования соответствующей записи в реестре, что возможно на основании вступившего в законную силу судебного решения, по заявлению любой из сторон первого договора должно быть принято решение о государственной регистрации предоставления права использования.

Несмотря на то что первый подход в большей степени соответствует букве закона и разъяснениям высшей инстанции, второй подход нам представляется более обоснованным и справедливым. Неосмотрительность лицензиата в вопросе государственной регистрации предоставления в совокупности с очевидно недобросовестным поведением лицензиара не должны оборачиваться для первого столь негативными последствиями в виде неприобретения (или невозможности осуществления и защиты) права использования по заключенному в установленной форме и возможно даже частично или полностью исполненному договору.

Сделанный вывод о квалификации данных договоров и решения о регистрации не является безоговорочным, поскольку он предполагает определенное отступление от принципа публичной достоверности государственного реестра имущественных прав (п. 1 ст. 8.1 ГК), буквы закона (п. 6 ст. 1232 ГК), разъяснений высшей судебной инстанции (п. 3 Постановления ВС №25), что само по себе не способствует укреплению и стабильности гражданского оборота. Вероятно, данный вопрос нуждается в дальнейшем исследовании и выработке наиболее сбалансированного решения.