М.О. Кухно,
студент 4 курса юридического факультета НИУ ВШЭ (СПб),
лауреат конкурса IP&IT LAW – 2023

Для цитирования:

Кухно М.О. Искусственный интеллект – новый субъект авторского права: недалекое будущее или фикция? // Журнал Суда по интеллектуальным правам. Сентябрь 2023. Вып. 3 (41). С. 72-86.
DOI: 10.58741/23134852_2023_3_8

Kukhno M.O. Artificial intelligence is a new subject of copyright: the near future or fiction? // Zhurnal Suda po intellektual'nym pravam. September 2023. 3 (41). Pp. 72-86. (In Russ.).
DOI: 10.58741/23134852_2023_3_8

Современный научный прогресс стремительно развивается во многих областях и технологиях. Данная тенденция не обошла стороной и сферу разработки технологий искусственного интеллекта. Если еще 40 лет назад автономное машинное творчество было частью научно-фантастических произведений, сегодня это все больше становится правдой. Любой пользователь сети «Интернет» может попробовать предложить нейросети «MidJourney» по текстовому описанию нарисовать персонажей «Гарри Поттера» в стилистике СССР [27], и она успешно с этим справится.

Такие явления не могут обойтись без соответствующих изменений в общественных отношениях. В частности, одним из ключевых вопросов становится проблема правовой квалификации объектов, генерируемых нейросетями: подлежат ли правовой охране такие произведения, и, если да, как необходимо их квалифицировать с точки зрения действующего права интеллектуальной собственности?

Кроме того, ставится проблема правового урегулирования деятельности искусственного интеллекта: достаточно ли текущего уровня законодательства, и соответствуют ли устоявшиеся доктринальные взгляды по аспектам творческой деятельности и правосубъектности выявленным тенденциям развития систем искусственного интеллекта? Если же нормы права интеллектуальной собственности в этом вопросе устарели или отсутствуют вовсе, то какие перспективы имплементации актуальных законопроектов и каково будет их содержание?

Основная цель настоящего исследования – анализ существующих доктринальных и законодательных подходов к определению машинного творчества, а также к перспективе правосубъектности искусственного интеллекта. Данный анализ позволит структурировать текущие правовые и научные позиции, а также предложит авторский взгляд на вопросы креативности нейросетей и их способности к приобретению авторских прав наравне с людьми.

Прежде чем перейти к самому анализу дискуссионных вопросов, поставленных в рамках выбранной темы исследования, разберемся с базовым аспектом и ответим на следующие вопросы: что такое нейросеть, совпадает ли определение нейросети с понятием искусственного интеллекта (далее – «ИИ»)», как понять, есть ли между ними разница?

Первое упоминание ИИ было предложено за рубежом, и на английском языке это понятие называется «Artificial Intelligence». С позиции семантики английского языка, русскоязычное определение не является аутентичным зарубежному. Слово «intelligence» понимается в англоговорящей среде как «умение рассуждать разумно», а слово «интеллект» имеет созвучное в английском лексиконе выражение «intellect» [2]. Согласно Толковому словарю Ожегова, «интеллект – мыслительная способность, умственное начало у человека» [30]. На первый взгляд может показаться, что каких-либо противоречий в русской и английской дефинициях нет, и они отражают содержательно схожие понятия. Однако в русскоязычном определении делается акцент в первую очередь на человеческом интеллекте и его мыслительных способностях, когнитивные же функции ИИ явно ограничены набором алгоритмов, на основе которых он функционирует. Это объясняется тем, что наиболее развитые нейросети имеют пять-шесть слоев: входной, один или несколько скрытых и один выходной слои, – в то время как человеческий мозг содержит миллиарды нейронов с таким же числом связей между ними, которые, в отличие от слоев нейросети, действующих последовательно, работают между собой как параллельно, так и асинхронно.

В своей работе автор будет опираться на определения, данные в тезаурусе к работе П.М. Морхата «Право и искусственный интеллект». Итак, Морхат дает следующее определение ИИ: «Это автономный комплекс программно-аппаратных средств с человеко-компьютерным интерфейсом, представляющий собой виртуальную вычислительную систему или оснащенную средствами “технического” зрения (восприятия воздействий (сигналов) на сенсорные электронные аналоги органов чувств) и средствами непосредственного самостоятельного взаимодействия с физической реальностью и с цифровой реальностью киберфизическую систему, с программно-технически и математически эмулированными и обеспеченными способностями биоподобных когнитивных и антропоморфно-интеллектуальных рече-мыслительных действий, обучения и самообучения, самоорганизации и самотестирования, творческой (эвристической) деятельности, в том числе на основе накопленных и “исторических” данных и данных мониторинга» [14]. Получается, что в широком понимании, ИИ является симуляцией человеческого мозга, попыткой с помощью набора технических алгоритмов и математических формул спроецировать у компьютера способность к мышлению и развитию через обработку тех данных и объектов разных форм (текстовых, изобразительных, аудиовизуальных и др.), которые ему доступны, исходя из ограниченного спектра уровней восприятия.

Что такое нейросеть? У Морхата есть два определения понятия «искусственной нейронной сети», объединив которые, можно сказать, что это параллельно распределенная система процессорных элементов, основанных на математической модели, а также ее программном или аппаратном воплощении, построенная по принципу организации и функционирования биологических нейронных сетей – сетей нервных клеток живого организма, – способных выполнять простейшую обработку данных, которая может настраивать свои параметры в ходе обучения на эмпирических данных [14, с. 25, 50].

Помимо доктринальных попыток дать определение ИИ, существует легальное понятие, изложенное в Национальной стратегии развития искусственного интеллекта на период до 2030 г., утвержденной Указом Президента РФ от 10 октября 2019 г. № 490. Согласно легальной дефиниции ИИ – это «комплекс технологических решений, позволяющий имитировать когнитивные функции человека (включая самообучение и поиск решений без заранее заданного алгоритма) и получать при выполнении конкретных задач результаты, сопоставимые, как минимум с результатами интеллектуальной деятельности человека. Комплекс технологических решений включает в себя информационно-коммуникационную инфраструктуру, программное обеспечение (в том числе, в котором используются методы машинного обучения), процессы и сервисы по обработке данных и поиску решений».

У дефиниций ИИ и нейросети есть как общие аспекты, так и отличия. Главная общность этих двух явлений – симуляция функций живого организма с целью его развития на основе сбора и компиляции доступных данному объекту данных цифровых носителей и материальных носителей информации. Однако нейросеть по данному определению имеет перед собой цель – сбор и обработку данных без дальнейшего их использования для выполнения определенных задач, что значительно сужает ее функционал в сравнении с ИИ.

Определяя «субъект» (достаточно сложно назвать ИИ «объектом», поскольку даже с точки зрения семантики он обладает признаками активного, живого существа, способного на выполнение определенного ряда действий) дальнейшего исследования, следует прийти к выводу, что мы будем рассматривать те результаты деятельности нейросети, которые de facto являют собой результаты работы ИИ, – мы будем говорить о таких нейросетях, которые не только занимаются сбором и обработкой эмпирических данных (которые уже сами по себе свидетельствуют о некой способности к развитию компьютера), но также могут воссоздать нечто новое на основе той информации, которой оперирует ИИ.

Разобравшись с субъектом, чьи результаты деятельности мы будем квалифицировать с точки зрения права, перейдем к не менее дискуссионному и сложному вопросу – являются ли объекты, созданные нейросетью, творчеством с точки зрения современного права и юридической науки? В первую очередь рассмотрим этот вопрос с точки зрения действующего законодательства и его правоприменения. Для начала обратимся к общим положениям части IV Гражданского кодекса РФ, в частности, к ст. 1228, которая указывает творческий характер деятельности в качестве ключевого для признания за субъектом авторства. Сейчас мы рассматриваем именно вопрос наличия элемента творчества в результатах, создаваемых нейросетью.

Что такое творчество? Семантика слова «творчество» говорит о том, что это «создание новых по замыслу культурных или материальных ценностей» [30]. Важным и неотъемлемым свойством любого творческого процесса, будь то создание картины, музыкальной композиции или нового технологического произведения, является креативность. Содержание в алгоритмах нейросетей креативности – вопрос дискуссионный. Не стоит забывать о том, что ИИ – в первую очередь, набор алгоритмов, лишь симулирующих нейронные функции человека, а креативный процесс невозможен в отсутствие навыков оперировать новым знанием. Этот навык есть ничто иное, как следствие возможности применить исполнительные компоненты и компоненты приобретения знаний к новой информации: «Интеллект обнаруживает себя через различные виды активности, прежде всего включающие операции по отбору, резервированию, управлению информацией, а также созданию новых информационных продуктов» [12].

Однако давайте смотреть глубже в вопрос творческого начала человека – отличается ли оно от творчества нейросети? Человек, в отличие от ИИ, обладает способностью и физиологической предрасположенностью к мышлению, – именно оно определяет направления его творческой деятельности, самого процесса создания результата интеллектуальной деятельности, методы, которыми он пользуется. Есть и другой аспект творчества, точнее, его конечного результата, выраженного в объекте, который он создал: по мнению автора, вероятней всего тот объект, который произвел человек, будет ничем иным, как компиляцией определенного набора образов, наблюдений и изучений. В области художественного, музыкального, аудиовизуального, театрального и других видов искусства нередко встречается понятие «референс» (англ. «reference» – ссылка; отсылка). Нередко художники, композиторы, постановщики и тд. черпают вдохновение из уже существующих результатов интеллектуальной деятельности, заимствуя оттуда отдельные элементы и создавая свои собственные произведения, – в этом аспекте творческий характер деятельности человека мало чем отличается от креативности ИИ, а местами даже уступает ему. Несмотря на превосходство человека в количестве нейронов и их связей по отношению к ИИ, скорость обработки и сбора информации у компьютера будет значительно выше, и возможность создать что-то оригинальное у нейросети также есть, взять хотя бы «Портрет Эдмонда Белами», созданный полностью искусственным интеллектом на основе 15 тыс. портретов, написанных в период между XIV и XX вв., и проданный на аукционе за 432 тыс. долларов [29].

Кроме фрагментарных возможностей нейросети ИИ в области сбора, обработки и преобразования информации, которую он получает, существенным пробелом является отсутствие той или иной системы миросозерцания. Человек в любых проявлениях деятельности (особенно творческой) подвержен влиянию своей внутренней базы мировоззрения: ввиду социального развития индивидов мы на несколько шагов опережаем ИИ в вопросе постижения новых явлений, их осмыслению и воспроизведению в той или иной форме. В этом смысле напрашивается вывод, что отсутствие физиологической способности чувствовать, осмыслять и испытывать эмоции ведет к тому, что нейросеть неспособна к творчеству, поскольку выполняет лишь алгоритмические функции, заданные ему программистами. Симуляция мышления ИИ имеет ограниченный спектр вследствие закрытого перечня доступной ему информации, а также тех задач, которые перед ним поставлены. Для примера возьмем семантическую нейросеть ConceptNet, созданную в MIT. Принцип данного ИИ построен на сети концептуальных точек, каждая из которых содержит определенную информацию, они соединены небольшими фразами на естественном языке, а также отношениями в виде знаков между собой (фактические данные, явления); информационная база данного ИИ построена на примерно 300 000 концепций, которые он складывает в определенные логические суждения, условно «А вытекает из В», «С не входит в А» и т.п [19]. Стоит признать, такая нейросеть, действительно, способна на выполнение определенных задач и справится с ними успешно, однако такой ИИ все еще не способен справиться с теми целями, которые требуют конкретного эмпирического опыта и рационального мышления человека – спектр восприятия будет выше у живого индивида.

Помимо вопросов сбора и обработки данных, остается наиболее важный аспект, который финализирует два предыдущих этапа с точки зрения творческого процесса – композиция. Чтобы получить результат интеллектуальной деятельности, необходима новизна такого объекта, которая в свою очередь невозможна без умения правильно и творчески скомпоновать обработанную информацию. Например, хочет человек написать картину скандинавской тематики – он посмотрит несколько фильмов, прочтет специальную художественную и научную литературу, посмотрит уже существующие изображения, затем с применением мыслительных процессов он составляет свою собственную и, что важно, новую композицию, в которой тематика будет изображена оригинально, не повторяя полностью или слишком явно уже существующие объекты. В такой парадигме мы можем сказать, что нейросети будут вспомогательным инструментом для обнаружения новых композиций, которые человек не смог разглядеть ввиду каких-либо причин (скорость и объемы обработки информации, отвлекающие бытовые мысли и тд.), однако не будем торопиться с выводами. Композиционная стадия творческого процесса имеет ряд основных стратегических принципов, среди которых: «1) комбинация противоположных свойств в одном элементе; 2) дополнение существующего элемента совершенно новым, до этого не известным свойством; 3) смешивание отличающихся по внешним признакам элементов; 4) диспозиция известного элемента в неизвестной среде; 5) диспозиция неизвестного элемента в известной среде» [12, с. 67]. Наиболее репрезентативным примером такой композиции является создание современных музыкальных композиций. ИИ под названием «Aiva» (Artificial Intelligence Virtual Artist) выполняет функции записи и воспроизведения большого количества музыкальных партитур для кинематографа, видеоигр, рекламных роликов и тд. Данная нейросеть основывается на алгоритмах глубокого анализа и изучения – это тип машинного обучения, в котором несколько слоев нейронных сетей запрограммированы на обработку входящий и исходящей информации, а сам ИИ основан на принципе нейронов мозга, что позволяет имитировать мыслительные процессы (например, различать паттерны мелодий) [35]. Учитывая характер функционала этой нейросети, можно предположить, что это не только инструментарий в работе человека, но и самостоятельный композитор, который от начала и до конца способен создать музыкальную композицию, под цели и потребности конкретного клиента. То есть, зная алгоритмы и принципы работы ИИ, можно с позиции правоприменителя определить наличие творческого характера у результата его деятельности, пока не говоря об авторстве такого компьютера.

Не все нейросети могут соответствовать подобному примеру. Разумеется, существует несколько категорий ИИ, в которых уровень творческого вклада в конечный продукт разнится от ситуации к ситуации. Для наглядности позволю себе процитировать таблицу из работы М.Е. Гуровой, в которой отражены несколько категорий нейросетей и критерии их стратификации:

Таблица 1. Классификация искусственного интеллекта по творческому потенциалу [5]

Как мы видим, помимо сильной, развитой нейросети, способной от стадии концепта до конечного продукта самостоятельно создать свой собственный творческий продукт, к категории ИИ относится даже встроенный в приложение инструментарий, который автоматически настраивает объект под необходимые цели и задачи.

Подытоживая тезисы, выдвинутые ранее, и отвечая на вопрос о допустимости применения норм права интеллектуальной собственности в отношении объектов, созданных нейросетью, можно сделать ряд выводов.

Во-первых, несмотря на алгоритмический характер деятельности ИИ, объекты, вклад в создание которых полностью принадлежит нейросети, могут быть квалифицированы как интеллектуальная собственность. Этот вывод вытекает не только из доктринальных рассуждений о природе творчества как такового, но и из формальных определенностей: на конституционном уровне (в ст. 44 Конституции РФ) закреплен принцип свободы творчества, который гарантирует правовую охрану всех «произведений науки, литературы и искусства, независимо от их назначения, достоинства и способа выражения». Данный подход напрямую отражен в гражданском законодательстве: ГК РФ никак не раскрывает критерии творческого труда, чтобы не ограничивать перечень объектов, которым может быть предоставлена охрана со стороны права интеллектуальной собственности; в частности, это касается объектов авторского права. Кроме того, в ст. 1259 содержится формулировка «другие произведения», указывающая на то, что допустимы и другие формы творчества, которые законодатель не указал в норме – отсюда следует, что под понятием «произведение» может пониматься любой объект, созданный под творческим началом определенного субъекта.

Во-вторых, для верной правовой квалификации деятельности ИИ принципиально важен комплексный анализ конечного продукта и вклада нейросети в его создание. Не каждая нейросеть обладает алгоритмами, которые способны полностью с нуля создать результат интеллектуальной деятельности, – более частое явление, когда ИИ является лишь встроенным инструментарием, помогающим человеку как автору в создании объекта интеллектуальной собственности. Примером независимой работы ИИ может быть нейросеть «MidJourney», которая создала полароидные фотографии молодежной вечеринки [38].

Отсюда следует, что некорректно, с точки зрения доктринальных и легальных подходов, утверждать о полном отсутствии творческого начала у нейросетей. Необходим индивидуальный подход в каждом случае, когда стоит вопрос о правовой квалификации результатов деятельности ИИ: в каких-то ситуациях нельзя будет говорить о допустимости правовой охраны правом интеллектуальной собственности, в иных – такой подход при должном законодательном регулировании может работать в рамках действующего законодательства.

Допуская теоретическую возможность правовой охраны результатов интеллектуальной деятельности, созданных искусственным интеллектом, необходимо также определить, может ли нейросеть быть полноценным автором, с сохранением за ней интеллектуальных прав, которые предоставляются в таком случае.

Для начала рассмотрим правовой подход, который превалирует на данный момент среди доктринеров и правоприменителей – ИИ не может быть автором результата интеллектуальной собственности. Действительно, с точки зрения рациональности и логики, довольно трудно и противоречиво утверждать, что нейросеть может обладать правосубъектностью. На данном этапе развития технологий ИИ достаточно ограничен во многих параметрах, он не способен распоряжаться принадлежащими ему интеллектуальными правами, защищать их от незаконного использования, а также совершать любые иные действия по распоряжению своим исключительным правом и личными-неимущественными - правами на авторство, правами автора на имя. Даже отходя от вопроса правосубъектности ИИ, до сих пор нет единого мнения по поводу того, кто в таком случае будет автором. Здесь можно выделить несколько наиболее широко распространенных подходов.

Первый из них – автором результата интеллектуальной деятельности нейросети должен признаваться программист, создавший данный ИИ; либо правообладатель, которому он передал свое исключительное право. Еще в XX в. Э.П. Гаврилов в своих работах выдвигал тезис о том, что если созданный объект «отвечает признакам, предъявляемым к произведениям, охраняемым авторским правом, то их авторами должны считаться разработчики программ, с помощью которых созданы эти произведения, даже если сам разработчик не мог предсказать конечного результата» [4]. Эта позиция отражает взгляд прошлой эпохи, когда машинное творчество только набирало обороты своего развития, однако в некоторых аспектах свой смысл данная мысль не утратила. Если мы говорим не о самых сложно-структурированных ИИ, то их алгоритмы скорее всего настроены на конкретную область применения (сферу деятельности). В таком случае, несмотря на потенциально непредсказуемый характер результата, допустимо утверждать, что интеллектуальные права на него в полном объеме будут принадлежать программисту. Взять, например, ранее упомянутый ИИ «Aiva», создающий музыкальные композиции под определенные нужды. Смоделируем ситуацию: к правообладателю этой нейросети приходит артист с заказом написать для него композицию с определенным, описанным им звучанием; ИИ успешно справляется со своей задачей, правообладатель в рамках договорных отношений передает исключительное право на композицию артисту, при этом с сохранением права на указание авторства при коммерческом и ином использовании. Однако на практике правоприменитель далеко не всегда следует этой точке зрения. Так, например, набирающая популярность нейросеть по преобразованию текста в изображения «Midjourney» создала оригинальный с точки зрения содержания и изображения комикс, но Бюро регистрации авторских прав США отказалось регистрировать такой объект [25]. Административный орган аргументировал свою позицию тем, что ИИ в процессе машинного обучения изучил стили других художников, вследствие чего это не оригинальное произведение, и творческий характер в ней отсутствует. Такое заключение представляется спорным. Как было сказано ранее, современное творчество людей (особенно изобразительное) крайней часто зависит от референсов, которыми они пользуются. При таком подходе любая переработка работ разных авторов не будет объектом, подлежащим охране авторским правом. В наше время достаточно трудно создать что-то абсолютно новое и оригинальное, не найдя сходство с уже существующими произведениями, причем не всегда это будет злоупотребление: человек мог не знать о существовании похожего либо когда-то увидеть нечто подобное, что отложилось в памяти. Схожей позиции придерживаются российские суды. В пункте 80 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23 апреля 2019 г. № 10 «О применении части Четвертой Гражданского кодекса РФ» сказано следующее: «Необходимо также принимать во внимание, что само по себе отсутствие новизны, уникальности и (или) оригинальности результата интеллектуальной деятельности не может свидетельствовать о том, что такой результат создан не творческим трудом и, следовательно, не является объектом авторского права». Кроме того, в том же Постановлении (п. 80) указано, что охране не подлежат идеи, концепции, принципы, методы, процессы, способы и другие сопутствующие творческому процессу действия. Вероятно, данный абзац стоит отнести в том числе и к стилю, в котором создается то или иное произведение. Такой вывод можно подкрепить общественными интересами: если законодатель начнет предоставлять правовую охрану на стиль творчества, то рано или поздно мы придем к той ситуации, в которой правом создавать творческие объекты будет обладать лишь группа лиц, на которых зарегистрированы стили творчества. Спустя века истории развития культуры и творчества мы знаем, что есть такие стили живописи, как ренессанс, импрессионизм, классицизм, кубизм и др; и что естественно у разных художников одной эпохи могут быть стилистически схожие произведения искусства. Таким образом, не стоит быть категоричным в вопросе творческого начала в объектах, генерируемых ИИ – нужно каждый случай такой деятельности исследовать отдельно и принимать индивидуальные решения, потому что сам факт, что произведение создано нейросетью, еще не свидетельствует об отсутствии творчества.

Первый подход является дискуссионным и легко подвергается критике, из которой вытекает второй подход, – разработчику нейросети принадлежат только исключительные права на произведение, созданное им. Это объясняется, в частности, тем, что в соответствии со ст. 1257 ГК РФ, автором произведения считается гражданин, чьим творческим трудом оно создано. Здесь и кроется нормативная проблема, что, если разработчик создал ИИ, который впоследствии сам создал какой-то объект, мы не можем признать программиста автором уже производного объекта, поскольку он мог лишь косвенно участвовать в создании результата интеллектуальной деятельности, а не целенаправленно; значит своего творческого вклада он не внес, следовательно, личного неимущественного права у него не возникнет [18]. Зарубежная правоприменительная практика некоторых стран не отличается в своем подходе к определению авторства за объектами машинного творчества: в деле «Acohs Pty Ltd v Ucorp Pty Ltd» Федеральный суд Австралии в своем решении указал, что HTML-код, сгенерированный нейросетью, не может иметь автора, в связи с этим на него не распространяется австралийский закон о копирайте [32] (от англ. «Copyright» - авторский права). Из этого дела можно сделать вывод о том, что если на результат, генерируемый ИИ, не распространяется закон о копирайте, – в отношении таких объектов допустимо свободное использование третьими лицами в своих целях, поскольку в таком случае нет ни автора, ни обладателя исключительного права, который мог бы защитить свои интересы от незаконного использования результата интеллектуальной деятельности. Очевидно, что при таком подходе «только само программное обеспечение является результатом человеческого труда, а не конечный продукт, полученный в процессе деятельности искусственного интеллекта» [20].

Существует также точка зрения, что именно пользователь нейросети будет являться автором, с участием которого создан объект машинного творчества, однако и здесь кроется своя проблема. Когда мы говорим об авторстве пользователя, то подразумеваем, что любой (даже тот, кто просто нажал кнопку) будет считаться автором. Естественно, тут необходимо рассматривать фактор наличия творческого характера участия человека – простого нажатия кнопки недостаточно. И тут даже вопрос не в том, что создала нейросеть. Здесь кроется проблема экономического и общественного характеров: признавая авторство за лицом, просто нажавшим кнопку, программист, создавший ИИ, не получает никакого вознаграждения, а ведь программы для ЭВМ также подлежат правовой охране, и такое использование с коммерческой целью будет неправомерным и нарушающим права разработчика. Кроме того, такой подход нарушает баланс рынка объектов интеллектуальной собственности – возникает риск перенасыщения общества подобными произведениями, созданными по нажатию кнопки. Такой подход не стимулирует людей развивать научную и культурную среды. Если и говорить об авторстве пользователей, то только тех, которые внесли свой творческий вклад в создание конечного продукта: даже правильная композиция созданных ИИ объектов является творческим участием, поскольку в финальном результате отражен авторский взгляд пользователя.

Даже такой подход не воспринимается в творческой среде. Так, один вьетнамский художник загрузил на один из популярных форумов свою работу, созданную при участии нейросети. Пользователи форума не поддержали такое творчество, а администрация ресурса удалила пост и заблокировала аккаунт, утверждая, что даже если и произведение создано самим художником, дизайн подсказан ИИ, следовательно, творчество тут отсутствует [24]. Несмотря на предоставленные доказательства того, что это его собственный стиль, ответа не последовало. Это яркий пример, что ИИ может быть использован как инструмент создания объекта авторского права: делал эту работу месяц, то есть вклад нейросети носил вспомогательный, а не ключевой характер, следовательно, можно утверждать, что в данном случае все же был создан творческий продукт.

Однако, не стоит ограничиваться уже существующими подходами, которые во многом исходят из действующего уровня развития законодательства, слабого правового регулирования аспектов деятельности ИИ. Стоит рассмотреть такой подход, при котором мы все-таки признаем допустимым авторство на результаты интеллектуальной деятельности за нейросетью.

Рассмотрим гипотетическую ситуацию, при которой мы даем ИИ полную автономию воли: нейросеть будет создавать и делать то, что посчитает нужным, не ограничиваясь алгоритмами и задачами, которые перед ней ставит человек. Допустимо ли в такой ситуации говорить о правосубъектности ИИ? В контексте актуальности вопроса правосубъектности нейросетей Морхат в своей работе выделяет следующие ключевые характеристики ИИ, которые необходимо анализировать при рассмотрении вышеупомянутой проблемы: автономность и самоорганизация; способность к обучению и самообучению; способность к разумному мышлению и поведению [15]. С соблюдением данных характеристик можно выдвигать предположения о том, что такой ИИ в своем существовании схож с человеком, но с определенными ограничениями (органы чувств, сложности в мобильности и тд.). Здесь мы уже проходим по грани права и философии, ведь чтобы говорить о правосубъектности некой неосязаемой сущности, ставя ее наравне с человеком, необходимо понимать, что человек - существо социальное и его паттерны поведения в общественных отношениях формируются от дискурсивной среды, в которой развивается индивид. Еще в работах Пьера Бурдье применялся термин «габитус» [21], который означает набор практик поведения в обществе, формирующийся человеком в рамках его социального взаимодействия с разными группами лиц.

Среди ученых также допускается теоретическое авторство ИИ при соблюдении ключевых условий: новизна и оригинальность результата интеллектуальной деятельности нейросети с сохранением творческого характера работы; автономность ИИ от влияния и помощи человека; свобода воли и выбора в принятии решений о создании или не создании потенциального произведения [36]. Однако при этом все еще не остается решенным вопрос целесообразности такого правоприменения: зачем ИИ права сродни тем, которые получает человек при создании произведения, если он не может ими распоряжаться, и у него отсутствует цель такой деятельности? Нейросеть не нуждается в общественном одобрении или признании, у нее отсутствуют экономические цели, связанные с реализацией результата интеллектуальной деятельности – отсутствует мотивация заниматься творческой деятельностью. Несмотря на потенциальное наличие автономии воли и независимость от помощи человека, ИИ при сохранении когнитивных функций лишен биологических процессов, отвечающих за духовные и эмоциональные стремления, продиктованные определенными чувствами человека. Возможно, такое авторство, где мы не можем определить личность субъекта ввиду определенных причин, сродни анонимности, которая законодательно закреплена и при которой действует фактор представительства издателя произведения (п. 2 ст. 1265 ГК РФ); но даже в этом случае управление правами по сути будет осуществляться от лица другого индивида, причем неясно, кто им будет: разработчик или третьи лица (пользователи).

Тем не менее такой подход полного отказа от охраноспособности результатов интеллектуальной деятельности, созданных искусственным интеллектом можно оспорить, поскольку нельзя полностью исключить фактор общественного интереса к работам нейросети: найдутся лица, изъявившие желание коммерциализировать такие объекты, – следовательно необходимо урегулировать такие правоотношения с точки зрения закона, в котором будет отражен один из представленных доктринальных подходов. Применение к таким работам института общественного достояния невыгоден обществу с экономической точки зрения, поскольку оно лишится в перспективе весомого элемента цифрового сегмента экономических отношений.

Одним из возможных выходов из сложившейся правовой неопределенности может стать теория, предложенная Т.Л. Батлером, который один из первых указала на концепцию «фиктивного автора» [33]. Если у нас как правоприменителей возникает вопрос определения авторства за объектом машинного творчества, необходимо исходить из уже устоявшихся воззрений на определение творчества. При такой практике мы будем исходить из человеческих отношений: будет рассматриваться вклад каждого из причастных к обеспечению функционирования ИИ. В таком случае фиктивным автором может быть признан как программист или конечный пользователь нейросети, так и лицо, предоставившее все условия для работы ИИ. Определяя вклад каждого из лиц, можно выйти несколькими путями из сложившейся правовой неопределенности.

Во-первых, на текущем этапе развития технологий и права мы откажемся от попыток философствовать и стараться найти обтекаемый вариант, чтобы наделить ИИ авторством. Во-вторых, мы не оставляем данный вопрос в рамках нерешенной дискуссии, дожидаясь момента, когда прогресс достигнет этапа, при котором авторство нейросети не будет выглядеть нелогичным, – такой подход позволит нам на практике решать вопросы, связанные с интеллектуальными правами на объекты машинного творчества. Наконец, возвращаясь к экономическому характеру большинства общественных отношений, надо отметить, что возрастет стимул для развития области технологий искусственного интеллекта и их применения не только в творчестве, но и науке (например, в разработке изобретений, что неразрывно связано с институтом патентного права). Кроме того, чтобы избежать сложных судебных тяжб между лицами, претендующими на авторские права произведений машинного творчества, возможно законодательное закрепление механизма обязательной регистрации интеллектуальных прав на результаты интеллектуальной деятельности нейросети через административные органы (Роспатент). Это не исключает вероятность судебных споров, но и не упрощает процедуру предоставления авторских прав: лицу необходимо будет предоставить исчерпывающий объем доказательств (разработка кода, предоставление ИИ базы референсов, активное оперирование функциями нейросети и др.), способный подтвердить, что именно это лицо заслуживает считаться автором, не отказывая в возможности третьим лицам оспаривать такую регистрацию как в административном порядке, так и в судебном.

Таким образом, вопросы авторства и правосубъектности нейросети на созданные ей объекты интеллектуальной собственности остаются нерешенными. Как мы видим, общество и, в частности, доктринеры и правоприменители не склонны поддерживать концепцию авторства ИИ на результаты его деятельности даже при наличии всех перечисленных критериев охраноспособности. С одной стороны, это оправдано отсутствием практической пользы от такого решения, поскольку даже современный и автономный ИИ не может распоряжаться своими интеллектуальными правами на то, что он создал. С другой, нельзя исключать, что в обозримом будущем прогресс достигнет возможности интеграции нейросети в общественные взаимоотношения. На данный момент наиболее оптимальным решением будет развитие концепции фиктивного автора с подробной юридической проработкой всего процесса определения автора на объекты машинного творчества.

Развитие технологий искусственного интеллекта влечет за собой ряд проблем и вопросов, которые требуют оперативного правового урегулирования.

Одной из таких проблем является правомерное использование чужих объектов интеллектуальной собственности. Как уже говорилось, принцип работы ИИ построен на алгоритмах сбора и обработки информации, которую он получает с разных источников – таковыми могут быть объекты, охраняемые интеллектуальным правом, находящиеся в сети «Интернет». Из этого факта возникает закономерный вопрос: являются ли такой сбор и обработка информации (текстовая, аудиовизуальная, изобразительная и др.) правомерными? Ввиду огромного объема информации, хранящегося в интернете, достаточно сложно выявить неправомерное использование чужого объекта авторских прав: сам автор единолично не способен отследить всевозможные случаи использования его результата интеллектуальной деятельности, однако это не отменяет того, что если такое правонарушение будет выявлено, то пользователь может быть привлечен к ответственности. Если живой человек обладает правосубъектностью и к нему могут быть применены соразмерные санкции за правонарушения, то ИИ нет никакой разницы, нарушил он чьи-то авторские права в процессе машинного творчества или нет. В последнее время все чаще появляются сведения о том, что художники, а также некоторые компании подают иски в суды на создателей нейросетей, которые нарушают авторские права третьих лиц. Так, например, популярный банк изображений «Getty Images» подал иск на создателей нейросети «Stability AI», которая в процессе машинного обучения «незаконно скопировала и обработала миллионы изображений, защищенных авторским право, для обучения своего ПО, в собственных коммерческих интересах…» [30]. Помимо этого случая юридическая фирма «Joseph Saveri, LLP» в защиту интересов ряда художников подала жалобу в суд сразу на несколько компаний, владеющих популярными нейросетями [27] по тому же основанию что и «Getty Images». Несмотря на то, что стиль творчества не подлежит правовой охране, тем не менее возникающие правовые споры свидетельствуют о необходимости правового урегулирования данных отношений с точки зрения действующего законодательства.

Подобная правовая неопределенность может быть решена несколькими путями. Во-первых, обладатель исключительных прав на нейросеть может запросить разрешение у правообладателя. Такой путь во многих случаях выглядит нереалистичным (особенно при анализе большого объема данных), поскольку это затратный (по времени и денежным средствам) процесс индивидуального взаимодействия с каждым из правообладателей. Однако в том же споре Getty Images и владельца ИИ заявитель утверждает, что создатели других нейросетей получали лицензию на правомерный сбор и обработку данных данного банка фотографий [30]. Такой метод похож, по существу, на сублицензию, в которой владелец нейросети будет выступать в роли сублицензиата по отношению к ресурсу фотографий. Другой способ законодательной имплементации данного способа – заключение договоров с некоммерческими организациями, осуществляющими оперативное управление (например, РАО или любая другая иностранная аналогичная организация) интеллектуальными правами на объекты разных авторов. Такая процедура позволила бы упростить договорный процесс между авторами произведений и создателями нейросетей: не пришлось бы искать каждого правообладателя отдельно и заключать с каждым из них индивидуальный договор.

Второй способ изложен в Директиве об авторском праве на едином цифровом рынке (далее – «Директива»). Данный акт применяет метод ограничения интеллектуальных прав в процессе анализа обработки и текста [32]. Директива предусматривает два пути ограничения интеллектуальных прав третьих лиц на охраняемые объекты.

Первый вариант, отраженный в ст. 3 Директивы, предназначен для аккредитованных исследовательских организаций и учреждений культурного наследия, которые могут оперировать данными при законном доступе, основанном на политике «open access policy», либо же организации могут на договорной основе с правообладателями получить доступ к данным. Данный тип правоотношений основан на исследовательском характере деятельности аккредитованных третьих лиц, которым предоставляются данные для достижения научных целей без преследования коммерческих целей (п. 1 ст. 2 Директивы).

Второй способ, в отличие от первого, не имеет закрытого перечня субъектов, обладающих правом на законное получение данных в исследовательских целях. Статья 4 Директивы допускает использование частными компаниями данных (в том числе произведений творчества), если это не нарушает прав заинтересованных лиц. При этом данное право может быть ограничено последними в претензионном порядке.

По мнению автора, данная Директива имеет существенный перевес в правах исследовательских организаций по отношению к частным компаниям: правообладатели могут в любой момент запретить последним любое использование их объектов интеллектуальной собственности, если посчитают такое невыгодным для себя. Перспектива возникновения тенденции изменения пользовательских соглашений интернет-ресурсов, законно распространяющих объекты интеллектуальной собственности это приведет к невозможности частных юридических образований получать доступ к таким данным для их обработки и развития машинного творчества. Как отмечает Н.А. Назаров, «ограничения интеллектуальных прав, предложенные Европейским союзом, имеют очень странную правовую природу… само возникновение интеллектуальной собственности было направлено на наделение обществом правообладателя определенной монополией для дальнейшего прогресса технологии и (или) науки. В свою очередь, монополия имела ограничения. Это представляло собой противовес, с помощью которого монопольное право могло соблюсти баланс интересов между обществом и правообладателем…» [15]. Само по себе развитие технологий машинного творчества и прогресса ИИ не влечет за собой коммерческий интерес разработчика. Вполне возможно, что у программист(ов) существует именно научный интерес к такому сбору и обработке данных, поэтому предоставление такой возможности правообладателю представляется не совсем последовательным и логичным.

Выходом из сложившихся противоречий интересов авторов произведений и создателей нейросетей может быть неограниченное право доступа к данным. Тот же Н.А. Назаров предлагает внесение изменений в ст. 8 Федерального Закона «Об информации, информационных технологиях и о защите информации»: предоставить лицам неограниченный доступ к объектам интеллектуальной собственности в контексте сбора, обработки и использования данных – это позволит сохранить баланс общественных (развития машинного творчества) и авторских интересов [15, с. 108]. Естественно, речь не идет о минимальной переработке собранных данных, которая по своему характеру будет злоупотреблением предоставленным разработчикам правом.

Резюмируя данную информацию, можно прийти к выводу, что на данный момент в правоприменительной практике доминирует подход в пользу защиты законных интересов и творческого характера именно человеческой деятельности. Следует более подробно рассматривать назревающую правовую неопределенность отношений авторов и нейросетей, поскольку позиция, при которой государство будет запрещать ИИ создавать произведения, схожие по стилю с творчеством людей, влечет за собой ограничения возможностей развития машинного творчества. Как уже отмечалось ранее, такая практика содержит в себе риски монополизации за конкретными лицами существующих стилей разных форм искусства, что идет вразрез с общественными интересами.

Проведенное автором исследование позволяет сделать ряд выводов относительно правового регулирования машинного творчества. Существующее законодательство и доктрина в сфере интеллектуальной собственности на данном этапе развития машинного творчества придерживается традиционных правовых взглядов на результаты, генерируемые ИИ. Сохраняется доминирующий в правоприменительной практике подход, в котором нейросети остаются объектом права и рассматриваются исключительно как инструмент творчества людей, обладающих правосубъектностью. Несмотря на это, прослеживается тенденция развития автономного машинного творчества, участие человека в котором является либо минимальным, либо отсутствует вовсе.

Отсюда следует, что перед доктринерами и законодателями стоит непростая задача в разграничении случаев, когда допустимо применение традиционных взглядов на роль искусственного интеллекта в создании объектов интеллектуальной собственности и когда потребуется актуальное и новое законодательное регулирование случаев самостоятельного творчества ИИ. Последнее требует процесса формирования самостоятельного института права искусственного интеллекта, который будет иметь свою терминологию, систему правовых принципов, нормы и правила, регламентирующие с правовой позицию ситуации использования или взаимодействия с нейросетями, причем не ограничиваясь областью творчества [16]. Уже сейчас в некоторых странах (Япония, Сингапур, ЕС) прослеживаются законодательные действия по имплементации норм, ограничивающих исключительные права авторов на объекты интеллектуальной собственности в целях правомерного использования таковых в процессе машинного обучения [6] (например, приведенная в статье Директива).

Тем не менее необходим глубокий анализ возможных перспектив тех или иных вариантов законодательного урегулирования машинного творчества. Масштабный технологический прогресс предусматривает изменение общественных отношений и институтов, интегрированных в них. Предоставление широкой возможности машинного обучения и творчества может привести к негативным последствиям, среди которых возможна инфляция на рынке объектов интеллектуальной собственности: ИИ способно непрерывно генерировать множество результатов интеллектуальной деятельности, что может спровоцировать перенасыщение рынка произведениями науки и искусства. Более того, в определении правовых аспектов защиты произведений нейросети необходимо исходить из рисков монополизации рынка за компаниями-разработчиками крупных нейросетей, что может повлечь вытеснения с рынка объекты человеческого творчества. Отсюда вытекает важность законодательного закрепления ответственности за неправомерное использование объектов интеллектуальной собственности в машинном творчестве. П.М. Морхат, со ссылкой на работу Института инженеров электротехники и электроники, предлагает следующие принципы регуляции деятельности нейросетей: подотчетность всех единиц ИИ путем обеспечения их идентификации; контроль со стороны правоохранительных органов за предотвращением возможных злоупотреблений правом со стороны разработчиков и пользователей нейросетей; компании, пользующиеся и разрабатывающие системы ИИ, должны устанавливать правила использования последних, в частности - круг лиц и способы использования [15, с. 131]. Создание правил использования нейросетей должно сопровождаться соответствующими санкциями (в зависимости от характера, уголовными, гражданско-правовыми и др.), а также определением ответственного субъекта за такие правонарушения. Среди возможных моделей ответственности можно выделить: модель принципиальной невиновной ИИ (является просто инструментом реального правонарушителя); концепция естественных вероятных последствий, из которой следует, что результат нейросети мог быть логически и закономерно предсказуем, и в таком случае лицо проявило небрежность; модель ответственности самого ИИ за его действие [15, с. 132]. Все эти принципы требуют не только глубокого анализа, но и попыток имплементации в действующий закон в рамках экспериментальных норм с целью выявления реальных практических последствий того или иного законодательного решения.

Наконец, остается нерешенным вопрос множества юридических и не только дискуссий о творческом характере объектов, генерируемых нейросеть. В статьеуже отмечалось, что признание машинного творчества таковым не только допустимо, но и в некоторых приведенных ситуациях логически обосновано. В век информационных технологий, беспрепятственного доступа к большому объему данных практически невозможно создать что-то, чего еще не повторял другой человек в схожей манере в другой период времени. Следовательно, некорректно с экономической и моральной точек зрения пытаться правоприменителям расширительно толковать и применять понятие об исключительных правах на произведения, поскольку копирование стиля еще вовсе не свидетельствует о плагиате в творчестве искусственного интеллекта. Есть примеры, когда перед нейросетью ставят задачу создать произведение изобразительного искусства в стиле работ какого-нибудь художника, однако даже такое копирование стиля не каждый сможет проследить. Например, редакция одного из новостных порталов поставила перед нейросетью «MidJourney» задачу нарисовать персонажей фэнтезийной вселенной «Властелин колец» в стиле художницы Мэри Гранпрэ, – полученный результат не то, что не копировал элементы загруженных работ, трудно даже сказать о полной идентичности стилей [25]. Тенденция попыток толковать закон в пользу охраны художественных стилей может привести к ситуации, когда даже среди людского творчества возникнет монополия конкретных лиц, успевших раньше остальных в суде защитить свою манеру подачи творчества, на стили изображения. Возможно, проблема кроется в устоявшихся правовых и доктринальных подходах, и потребуется определенный срок, в течение которого в дискурсивной среде укрепится и трезво воспримется подход свободного копирования стиля творчества.